Барбара Картленд - Призрак в Монте-Карло

После ужина Эмили отправилась к себе в комнату. Когда Жанна зашла к ней, чтобы помочь раздеться и спросить, не желает ли та выпить молока на ночь и не принести ли ей грелку, Эмили немедленно выпроводила ее со словами, что единственное ее желание — чтобы ее оставили в покое.

И когда в конце концов желание Эмили исполнилось, она поставила на стул тяжелую сумку для бумаг. Это был обтянутый пурпурной кожей большой саквояж, однако на нем отсутствовала графская корона, украшавшая весь ее багаж.

Но, несмотря на это, вещь была действительно дорогая, и прежде чем Эмили достала из кошелька ключ и отомкнула замок, ее рука непроизвольно погладила мягкую кожу. Как ни странно, в саквояже вместо бумаг государственной важности, для которых он и был изначально предназначен, оказались альбомы с листами из коричневого картона. В такие альбомы девочки обычно наклеивали переводные картинки, а юные девушки — послания, полученные в день св. Валентина.

Медленно, чуть ли не с нежностью, Эмили стала вынимать альбомы из саквояжа. Она выбрала один и открыла его. Он был заполнен газетными вырезками. Всего альбомов оказалось шесть, и в них были вырезки из газет за последние восемнадцать лет. В статьях речь шла об одном том же месте и об одном и том же человеке.

Доведись властям Монте-Карло заглянуть в альбомы, они проявили бы к ним огромный интерес, так как в них содержались действительно уникальные сведения из истории города. Сначала шли вырезки, касавшиеся различных событий, которые время от времени происходили в Монако. Иногда между событиями мог быть разрыв в два-три месяца. Но потом альбомы стали заполнять только сообщения о Великом русском князе Иване.

С годами вырезок становилось все больше. Франсуа Бланк, гений из Гамбурга, был приглашен для строительства Казино в Монако. Пришлось подыскивать название для нового города. Местные жители называли это место «Пещеры», однако власти решили, что такое название не подходит, так как может быть неверно истолковано. Наконец было решено, что Казино и строящийся вокруг него город будут называться Монте-Карло.

С тех пор ни одного дня не проходило без того, чтобы в альбоме не появилась новая газетная статья, в которой или говорилось о красоте и примечательности новых зданий, или рассказывалось об увеселительных мероприятиях, о гала-представлениях, о балах, праздниках, концертах, об играх, в которые играли в Казино: о висте, экарте, пикете, фаро, бостоне и базетте, а также о рулетке и trente-et-quarante.

В своих статьях полные энтузиазма корреспонденты пели городу хвалебную песнь, не забывая упомянуть о знаменитостях, посещавших эту вызывающую всеобщий интерес новую площадку для азартных игр, которыми увлекалось светское общество. Принцы — Черногории, Болгарии и Сербии; раджи, махараджи, великие князья, герцоги и менее знатные вельможи — все они получали свою долю критических замечаний. Особый всплеск эмоций и восхвалений вызвало состоявшееся в 1872 году посещение княжества принцем и принцессой Уэльскими. И хотя в альбомах Эмили был полный список всех знаменитостей, она выделяла среди них только одно имя и каждый раз подчеркивала его синим карандашом.

По этим карандашным отметкам можно было судить, как часто это лицо посещало Казино, присутствовало на открытии сезона в Опере, участвовало в голубиной охоте. Всегда одно и то же имя, подчеркнутое синей чертой — «Его императорское высочество Великий русский князь Иван».

В последние годы, и в особенности в течение последних двух-трех лет, еще одно имя стало неизменно появляться рядом с первым — «Его императорское высочество Великий русский князь Иван с сыном, его светлостью князем Николаем».

Пальцы Эмили медленно переворачивали страницы альбомов, причем те из них, которые содержали вырезки, относящиеся к более раннему периоду, были сильно потерты от частого употребления. Но одиноко сидевшая в своей спальне в «Отеле де Пари» Эмили читала старые вырезки как в первый раз. Восемнадцать лет она ждала этого мгновения.

Уже далеко за полночь она подняла голову и сложила альбомы обратно в саквояж. Однако, несмотря на свой почтенный возраст и довольно утомительное для ее лет путешествие, она не чувствовала усталости. Напротив, ей казалось, что ее переполняет бьющая через край энергия. Сейчас никто и ничто не могло помешать ей сделать то, что она задумала.

При мысли о том, что ей предстоит, ее глаза сузились, и губы искривила усмешка. В это мгновение у нее был зловещий вид, но через некоторое время, когда воспоминания опять вернули ее в прошлое, ее взгляд смягчился, что происходило каждый раз, когда она думала об Элис — единственном на свете существе, которое когда-либо любила Эмили. Как все изменилось! Сегодня она будет отдыхать в огромной удобной кровати, которая так отличается от той, что ждала их с Элис по приезде в Монако. Они были так измотаны дорогой из Ниццы, что падали от усталости, когда добрались до родственников, которые встретили их радостными возгласами.

Эмили никогда раньше не видела своих родных: племянников и племянниц своей матери и своих двоюродных братьев и сестер. Она никак не ожидала в них такой радости и искренности, когда писала им письмо, в котором сообщала, что, может быть, они с Элис приедут к ним на месяц. Она скорее ожидала услышать отказ, даже несмотря на то, что, по словам матери, тетя Луиза была ее любимой сестрой.

Тетя Луиза действительно крепко обняла обеих путешественниц, и все ее семейство, включающее шестерых мальчиков и четырех девочек, проявило не меньшее радушие. Эмили, которая всегда помнила о том, что ее отец был англичанином, несколько свысока смотрела на своих французских родственников и пыталась держать их на некотором расстоянии. Она с детства знала о своем незаконном рождении, в результате чего у нее развился комплекс неполноценности, который проявлялся в некоторой агрессивности, смешанной с застенчивостью, что возводило барьер между ней и родными ее матери. Оказалось, ей вовсе не надо было беспокоиться на этот счет: семья Ригад отнеслась к последствиям любовной связи Мари с молодым англичанином с тем же философским спокойствием, с которым они восприняли бы шторм, который испортил весь урожай.

Да, они испытывали сожаление, но ничего нельзя было поделать, и они просто пожимали плечами. Они гораздо сильнее самой Эмили смущались в ее присутствии, и причиной тому было вовсе не ее незаконное рождение, а скорее ее острый язык и текущая в ее жилах английская кровь, заставлявшая Эмили презирать их.

Так как ее дед, старый Луи Ригад, совершенно спокойно отнесся к любовному приключению своей дочери Мари, ни разу не упрекнув ее за это, и к последовавшему за этим появлению на свет Эмили, все остальное семейство восприняло эти события как проявление неисповедимости путей Господних.