Кристина Дорсей - Сердце в небесах
Склонившись над женщиной, Логан внимательно разглядывал ее. Уж точно Кэролайн никогда не была так разодета. Его взгляд скользнул по отделанному серебром платью и поблескивавшим на шее и в ушах бриллиантам. На ее щеке была прилеплена мушка, края которой уже начали отклеиваться. Он смахнул ее пальцем, удивляясь, для чего бы такой красотке еще что-то цеплять на свое лицо.
И то же самое можно было сказать про напудренный парик. Ее собственные волосы переливались серебром. Конечно, она не была ангелом, но выглядела очень похоже.
В конце концов это и не важно, пытался уверить себя Логан, поднимаясь на ноги. Она была лишней обузой, и он совершенно не представлял, как от нее избавиться. К тому же было видно, что ей чертовски неудобно. Вполголоса бормоча проклятия, Логан расстелил на долу несколько шкур. Потом, отпихнув собаку, он подхватил непрошеную гостью на руки. Она прижалась к нему, обдавая дыханием его шею. Какое-то мгновение Логан позволил себе наслаждаться ее близостью, потом опустил ее на постель и укрыл медвежьей шкурой.
Она помотала головой из стороны в сторону, что-то бормоча. Он наклонился ближе и услышал:
— Я должна его спасти. Должна, должна…
Логан попятился. Это было сумасшествием. Она сама была сумасшедшей. И он был не лучше, раз хотя бы на секунду готов был ей поверить.
Он прошел к двери. Схватил куртку с колышка и взялся за ручку. Ему было не по себе. Нечего и пытаться уснуть. Может, ночной воздух освежит его. Открыв дверь, он негромко свистнул. Собаке всегда нравились эти ночные прогулки.
Но так было до появления женщины. Сейчас же пес уже устроился рядом с ней, уткнув голову ей в бок.
— Ну и пропади вы оба пропадом, — вполголоса выругался Логан, выходя в холодную ясную ночь.
Когда на следующее утро Рэчел проснулась, хижина была пуста, но кто-то разжег огонь, и от очага доносился восхитительный запах. Она с наслаждением потянулась, удивляясь, что оказалась в меховой постели. Да ладно, какое это имеет значение? Она отлично выспалась, отдохнула и, несмотря на покрасневшие места на ногах, чувствовала себя лучше, чем когда-либо с момента… с момента своей смерти.
От такой мысли Рэчел не выдержала и расхохоталась, хотя и пыталась убедить себя, что в этом нет ничего смешного. Она еще продолжала смеяться, когда мужчина появился в дверях. Он снова был мокрым и почти обнаженным. Короткий фартук прикрывал его лишь спереди и сзади от талии до середины бедер. Но Рэчел поразило не это, а выражение его лица. Он выглядел так, будто только что проглотил лимон. Рэчел сразу посерьезнела.
Он с топотом прошел к очагу, повернулся спиной к огню и уставился на нее:
— Мне очень приятно, что у вас находится время веселиться… и спать. Хотя многие бы сочли, что уже давным-давно надо быть на ногах.
Рэчел приподнялась на локте. Все ее хорошее настроение сразу пропало.
— Вы хотите сказать, что я слишком долго спала? — Да она могла поклясться, что было еще утро. Что ему от нее надо?
Он только хмыкнул в этой своей ужасно раздражающей манере.
Она отбросила с лица прядь волос, удивляясь, что стало с удерживавшими их шпильками.
— Так знайте, что многие называли меня ранней пташкой. Даже после особенно поздних развлечений я всегда в половине десятого уже звонила, чтобы мне принесли мой утренний шоколад.
Он приподнял брови и повернулся к огню:
— Так рано?
Его сарказм был ничуть не лучше его односложного хмыканья, и Рэчел так ему и сказала. На это ответа и вовсе не последовало.
— Кто вы? — Он обернулся, и Рэчел скрестила руки на груди. — Вас как-то называют, верно?
— Логан Маккейд.
— А, я так и подумала — у вас шотландский акцент. — На это он ничего не ответил, но она решила, что ей пора привыкнуть к его замкнутости. — А из какого места в Шотландии?
— Из Эллоуэя, неподалеку от Эйра.
Рэчел сцепила ладони, опустив их на шкуру, прикрывавшую ее колени.
— И как давно вы перебрались в колонии?
— С сорок седьмого года. — Логан потянулся за рубахой и стал натягивать ее через голову.
Рэчел обнаружила, что ей проще сосредоточиться, когда его грудь прикрыта. Она вздохнула:
— А что с вашим другом? Где он?
— Быстрый Лис рано утром отправился в свой поселок. Теперь, если у вашего высочества нет больше вопросов, осмелюсь заметить, что вам пора вставать с вашей королевской кровати.
Вот уж действительно королевская кровать. До чего он ей надоел. Рэчел вздернула подбородок:
— Совершенно не могу вообразить почему. Она не дождется, чтобы он ее спросил, подумал Логан, накладывая себе рагу. Ему безразлично, что она имеет в виду. И вообще безразлично все, что ее касалось. Но он непроизвольно обернулся:
— Что почему?
Это было сказано тоном скорее приказа, чем просьбы, и Логан заметил, как она сразу вздернула подбородок.
Она откинула тяжелую медвежью шкуру, поднялась, старательно оправила мятую рваную юбку и повернулась к нему, расправив плечи и высокомерно глядя на него:
— Почему кого-то должно волновать, что с вами станет?
Рука Логана с ложкой застыла на полпути ко рту.
— В этом я с вами вполне согласен, ваше высочество. Это не волнует ни единую душу… включая меня. — Он уставился на нее жестким взглядом зеленых глаз, потом добавил: — И это меня устраивает.
Он опустил ложку, поставил миску и вышел, не удосужившись захватить свою куртку, о чем немедленно пожалел.
Погода переменилась, и северный ветер насквозь продувал рубаху из домотканой материи. Он глянул на дверь хижины и представил себе, как он открывает ее. Представил высокомерный взгляд женщины. И зачем ему понадобился этот театральный уход?
И ведь это не в первый раз.
Однажды он выскочил от своего сводного брата Вольфа с криком, что готов убить всякого попавшего в его руки чероки. Очень глупо. Даже если он только что узнал, что его жена и дочь мертвы… убиты индейцами-чероки.
Логан повернулся и стал пробираться к краю утеса, нависавшего над долиной. Черт побери, все это случилось давным-давно. Он уже мог бы и привыкнуть вспоминать об этом без такого ужасного ощущения… Логан крепко зажмурился и проглотил комок в горле.
Боже, чего бы он только не отдал за то, чтобы сжигавшее его чувство было печалью! Так было бы правильно. Печаль по своей жене. И по малышке, которую он так и не увидел. Видит Бог, он ведь горевал, горевал так, что не высказать словами.
Но овладевшее им чувство было чувством вины. Его вина заставляла его скрываться в горах и вынуждала стоять на краю утеса, хотя он боялся высоты.
Потому что по его вине они были мертвы.
По его вине.
Она ухитрилась наскрести себе рагу и при этом не сунуться в огонь. Когда Логан наконец вернулся в хижину, он заметил на столе грязную миску. Вообще-то две миски были грязными. Вторая — та, которую он оставил уходя — стояла на полу. У развалившейся на своем обычном месте в постели Логана собаки был вполне сытый вид.