Кристина Дорсей - Сердце в небесах
Очевидно, не считая, что вся эта тирада требует ответа, он с презрительным выражением снова повернулся к огню, и Рэчел поняла, что о ванне нечего и мечтать. А высказанная им идея о купании в ручье ее вовсе не привлекала. Ничего, она просто подождет, пока снова окажется в королевском дворце.
Если бы только до того времени она могла бы обойтись и без еды! К сожалению, Рэчел от голода уже почти не держалась на ногах. Она так долго была без пищи, что даже не могла вспомнить, что ела в последний раз в той жизни, хотя знала, что это наверняка пахло поаппетитнее того, что варилось в чугунке. Сейчас она была готова вести себя как простая прислуга и уничтожить все до последнего кусочка.
Глотая слюнки, она наблюдала, как он накладывает готовую еду в деревянную миску, ожидая, что он предложит миску ей, и, не веря своим глазам, глядела, как он устроился на полу скрестив ноги и стал отправлять в рот ложку за ложкой. Только проглотив несколько кусков, вкус которых Рэчел чуть ли не ощущала на своем языке, он взглянул на нее.
— Накладывайте, — сказал он, мотнув головой в сторону чугунка.
Накладывать? Она в жизни не накладывала себе еду сама. Какая наглость. Но все же не стоило ожидать, что он станет ее обслуживать. К тому же она отчетливо помнила, как он скормил ее порцию собаке.
С глубоким вздохом Рэчел подчинилась судьбе. На грубо сколоченной полке стояла небольшая стопка мелких мисок и лежало несколько гнутых поцарапанных ложек. Рэчел взяла миску и ложку, потом, как можно сдержанней, подошла к посудине с бурлящим варевом. Чугунок был раскален, и, конечно же она должна была это знать, но она чувствовала, что он за ней наблюдает, и изрядно нервничала. Наклонившись, она ухитрилась положить себе несколько ложек, не дотронувшись до горшка, как вдруг ощутила какой-то странный запах.
Почти в то же мгновение ее оттолкнули в сторону, и она шлепнулась на пол. Казалось, она здесь только и делала, что шлепалась на пол.
Только в этот раз он перекатывал ее по полу, колотя по ногам, а Рэчел протестующе вопила. Когда он наконец оставил ее в покое, она лежала уткнувшись лицом в землю. В нескольких дюймах от ее носа валялась миска с остатками варева. Рэчел пришла в ярость. Извернувшись, она приподнялась на локтях, сверкая глазами:
— Что вы, по-вашему…
Не договорив, она взвизгнула, подняв подол юбки, от которого шел дым:
— Я горю! На помощь!
Только тут она поняла, что странный запах был запахом горящего шелка и ее вопль о помощи запоздал. Мужчина уже сбил огонь и обрывал обгоревшую ткань, вполголоса изрыгая проклятия.
— Черт побери, женщина, вы совсем ничего не соображаете? Это надо же, поджечь себя!
— Конечно соображаю. Просто я никогда… Что вы делаете? — Он задрал то, что осталось от ее нижней юбки, и Рэчел отчаянно пыталась ее поправить.
— Да не дергайтесь вы! — Когда она попыталась оттолкнуть его ногой, он обхватил одной ладонью ее лодыжки и прижал к полу. — Я только хочу поглядеть, нет ли у вас ожогов. — Он посмотрел ей в глаза: — Не шевелитесь.
Он говорил низким, почти мягким, но не допускающим возражений голосом. По крайней мере, Рэчел не сумела ничего возразить, пока его ладони ощупывали ее ноги. Он снял ее туфли — изящные синие с серебром туфельки, теперь обгоревшие и покрытые грязью. Потом его длинные пальцы проникли ей под юбки, отстегивая подвязки. Ее шелковые чулки были белыми, с бледно-голубым орнаментом в виде часовых циферблатов. Во всяком случае, они были такими перед тем, как все это случилось. Теперь они стали грязными, обгоревшими, и сквозь прожженные дырки размером в полкроны можно было видеть обожженную кожу.
Он закатал ей чулки. Рэчел затаила дыхание.
— Вам больно? — Его глаза снова обратились к ней, сейчас темно-зеленые, как листва остролиста.
— Нет. — Конечно, она ощущала боль. Теперь, когда первый испуг прошел, она начинала чувствовать обожженные места. Но горло у нее перехватило вовсе не от этого.
Он опустил глаза к ее ногам, и Рэчел не могла оторвать взгляд от длинных ресниц. Она ожидала, что его прикосновение будет грубым, но ошиблась, и когда он поднялся, упершись руками в колени, она с удивлением ощутила разочарование.
— А это зачем? — Повернувшись, чтобы не упускать его из виду, Рэчел увидела, что он достал из мешочка несколько сухих листьев и растер их в небольшой глиняной миске, потом добавил немного серовато-белой мази и перемешал все кончиком пальца. — Что это? — Когда он снова опустился перед ней на колени, Рэчел отпрянула.
— Просто немного медвежьего жира. — Он приподнял ее ногу.
— А что вы туда намешали?
— Кое-что от ожогов. — Зеленые глаза как будто пронизывали ее насквозь. — Не бойтесь, это не больно.
Кончиками пальцев он начал втирать смесь ей в ногу, стараясь не пропустить ни одного обожженного места. Рэчел затруднилась бы сказать, становится ей легче или нет, — до того она была зачарована круговыми движениями его длинных пальцев, темных от загара и казавшихся еще темнее на фоне ее бледной кожи.
Рэчел ожидала, что, покончив с этим, он поднимется, но он только присел на пятки, опустив ладони между бедер и продолжая глядеть на ее обнаженные ноги. Потом он поднял глаза. Их взгляды встретились, и время словно застыло. Они оба будто впали в транс.
Это была глупая мысль, потому что в следующее мгновение он подхватил миску и вскочил на ноги.
— Впредь постарайтесь не загораться. — Он остановился, чтобы поставить миску обратно на полку. — Если надеть что-то не такое пышное, это должно помочь.
— Сам король не считал мое платье неподходящим! — Как смеет этот… этот человек высмеивать ее одеяние, когда сам заворачивается в шкуры животных или вообще ходит почти голым!
— Король, вот как.
Рэчел не могла бы сказать, было ли слышавшееся в его словах презрение вызвано неприязнью к царствующей особе или тем, что он не верил ей. Как бы то ни было, он просто покачал головой и кликнул собаку:
— Поднимайся, ленивый ублюдок.
Собака, похоже, вовсе не торопилась подчиниться приказанию. Она зевнула, потягиваясь, встряхнулась и неспешно двинулась к выходу. Мужчина натянул куртку и взял ружье.
— В горшке должно еще что-то остаться. — Он оглянулся через плечо. — Если вы уверены, что справитесь сами.
Рэчел обернулась к нему, высоко держа голову и стараясь принять самую изящную и исполненную достоинства позу… насколько позволял ее истерзанный вид.
— Я вполне могу управиться.
Он наклонил голову, отчего его темные волосы упали на лицо:
— Я ненадолго. В углу есть шкуры, из которых вы можете устроить себе постель. — Он повернулся и вместе с собакой вышел.
