Оливия Гейтс - Сладкое утешение
Лейла не смогла удержаться и расхохоталась. Он продолжал удивлять ее. Сочетание утонченного юмора и совершенно равнодушного лица сражали ее наповал. Как и все остальное, что касалось его.
— Вурдалак, феникс и верный друг.
— Насчет первых двух не знаю, а вот с третьим не поспоришь.
Видимо, он говорит о Хайдаре и Джалале. Когда-то они были неразлучными друзьями, но все изменилось. Что же произошло? Может, стоит спросить? Нет. Она уже и так слишком многого добилась от него за один-единственный вечер.
Можно подумать, будет другая возможность.
Лейла вздохнула:
— Видимо, у нас обоих проблемы с близкими людьми.
— Ты хочешь сказать, что у нас есть что-то общее?
— Я не хочу сказать. Я это утверждаю.
— Не прошло и трех лет с момента твоего переезда в Чикаго, а ты уже забыла, кто ты на самом деле, принцесса. И кто — я.
Лейла закатила глаза:
— Ты опять? Только не говори мне, что я стою выше тебя на иерархической лестнице.
— А я и не говорю. Я утверждаю.
— Ой, только не надо! Ты принес победу в войне своему королевству. Ты — живая легенда, икона успеха, которого только можно добиться в жизни. Твое королевство умоляет тебя взойти на трон. А кто я такая? Хотя у меня хватило денег, чтобы начать свой бизнес, и он постепенно развивается, я никогда не достигну результатов хотя бы отдаленно сравнимых с твоими. И хотя моя семья уверена, что относилась ко мне надлежащим образом, она фактически сломала мой характер, пытаясь удержать меня в рамках. Я только сейчас начала отходить от их постоянного давления. Возможно, твои опекуны относились к тебе недостаточно тепло, но ты, по крайней мере, знал, что ты — не их плоть и кровь. Поверь мне, я не выше тебя по статусу.
— Ты всегда будешь принцессой.
— Самой младшей в семье.
— Единственной дочерью в клане аль-Шалаан. Твои родители — дети монархов. И по статусу ты имеешь право претендовать на корону обоих королевств. И если это не делает из тебя настоящую принцессу, я не представляю, что еще для этого нужно.
— Не забывай, что по одной линии я уже не могу претендовать на монархический статус, поскольку семья моей матери не признается ни Зохаидом, ни Азмахаром. А после того как дядя Атеф передал правление Зохаидом Амджаду, из правящих родственников остался лишь мой кузен, что окончательно лишает меня статусных привилегий.
— Это всего лишь политика. Несмотря ни на что, ты принадлежишь к монархическому роду по праву рождения. За спиной твоих родителей несколько дюжин предков-монархов.
— О, Аллах! Теперь я начинаю понимать, почему мне не везет в личной жизни. Меня, видимо, боятся. Кто станет встречаться с женщиной, в жилах которой течет голубая кровь? Кому нужны такие осложнения?
— Любой мужчина с готовностью отдаст все, чтобы… быть с тобой, даже если это изменит его жизнь навсегда.
Это прозвучало как комплимент. Интересно, говоря о «любом мужчине», он подразумевал себя?
Прежде чем Лейла собралась уточнить эту деталь, Рашид заговорил вновь:
— Ты ни с кем не встречаешься?
— Нет. Я не делаю того, в успех чего не верю.
— А как ты можешь быть уверена, если не попробуешь?
— Одного раза бывает достаточно.
Ой-ой. Это заявление прозвучало так, словно она привыкла к свиданиям на одну ночь, после которой не может вспомнить имя очередного любовника.
Лейла не успела оправдаться, потому что Рашид вскочил.
— Тебе пора домой, принцесса.
Лейла поднялась вслед за ним, чувствуя, как сердце бешено стучит от отчаяния.
— Но я пока не хочу уходить.
— Уже час ночи. Женщина, с которой ты снимаешь квартиру, наверное, уже заявила в розыск.
— Мира улетела в Теннесси. Ее отец попал в больницу. Поэтому мне не пришлось ей звонить. Сегодня мне предстояло провести вечер дома в одиночестве.
— То есть ее отец попал в больницу, а ты решила отправить туда меня.
— Можно подумать, кто-нибудь способен заставить тебя что-то делать.
— Я тоже раньше так думал. Но сегодня вечером все изменилось. Меня силой затащили в больницу, принудили к осмотру, затем шантажом затолкали в машину, рассказали, что именно я должен чувствовать, накормили и теперь возятся со мной, как с инвалидом.
— Если ты согласишься оставить меня у себя на ночь, обещаю, что перестану суетиться.
И снова ее слова поразили его настолько, что он надолго замолчал.
И когда Лейла уже решила, что он останется нем навсегда, Рашид произнес:
— То, что ты приехала сюда, уже непристойно. Тому, что ты останешься на ночь, придется подбирать новое определение.
— Неприемлемо? Выходит за все рамки? Шокирует?
— Как насчет «даже не рассматривается»?
— Перестань, Рашид. Мы в Чикаго двадцать первого века. — Она поймала его руку и сказала срывающимся голосом: — Ты не можешь отправить меня одну в пустую квартиру после того, что случилось.
На этот раз морщины на его лбу выдали нарастающее беспокойство.
— Ты так боишься остаться одна? Я бы не подумал.
— Если я не рыдаю, это не значит, что со мной все в порядке. — И в этом она не соврала. — Только ты смог помочь мне найти в себе силы выдержать это испытание. — Настал момент, когда ей следовало сделать решительный шаг, чтобы подтолкнуть его к верному решению, не дав и далее колебаться. — Позволь мне остаться с тобой, Рашид. Пожалуйста.
Он отвернулся, чтобы уйти. Затем бросил через плечо холодный взгляд.
— Одно я знаю наверняка, принцесса. Твоя мать и тетя заблуждались на твой счет. Ты можешь заставить мертвого встать из могилы.
— Но поскольку ты жив, я могу остаться?
— Как пожелаешь, принцесса.
Глава 5
Рашид принес Лейле чистую одежду, но из обуви ничего предложить ей не смог и посоветовал ходить босой, заверив, что у него очень чистые полы. Затем, не сказав даже спокойной ночи, ушел в другую часть помещения, которое оказалось слишком просторным.
И Лейла осталась одна, сидя на «кровати» — застеленном шелковым бельем матрасе — в его футболке. О сне речи и быть не могло.
Рашид позволил ей остаться у себя, но не с собой. Теперь у Лейлы появилось время проанализировать странности собственного поведения. Она вынудила его оставить себя на ночь, потому что почувствовала, что с ним что-то происходит. Что-то странное и нехорошее.
Она чувствовала это, видела и слышала в тот момент, когда он расправлялся с напавшими на нее. Неконтролируемая ярость затмила его разум. И это было гораздо большее, нежели должен чувствовать мужчина, защищая беспомощную женщину. Неконтролируемое, всепоглощающее чувство.
