Мари Феррарелла - Это наш ребенок!
— Все будет замечательно, — пообещал он.
Умом она это понимала, но трудно было сосредоточиться при такой боли.
— Тебе легко говорить.
— Да, — согласился он. — Но у меня расстройство желудка, если тебя это утешит.
Она не утешилась, но старание его оценила.
— Ты просто сожалеешь, что женился на мне.
В этом она была абсолютно не права.
— Нет, не могу сказать, что сожалею.
Вошли доктор, Рейчел и еще одна медсестра. Вчетвером они перенесли Шейлу с каталки на родильное кресло. Медсестра оттолкнула каталку, а Рейчел быстро натянула на Шейлу белые бумажные бахилы и подняла ее ноги на подставки.
— Ну вот, все в сборе. А вы двое так даже умножились и расплодились. — И Джим рассмеялся над своей шуткой. — Давай посмотрим на твою работу, Шейла. — Он взглянул на Слейда, вставшего за женой. — По моему счету поддерживайте ее плечи. Ты знаешь упражнение, Шейла. Раз, два, три. Тужься.
Шейла, уверенная, что уже стерла зубы до десен, сощурилась и напряглась изо всех сил.
И снова напряглась.
— Отдохни! — приказал Джим.
Но она не стала отдыхать. Просто не могла. Всем сердцем она чувствовала, что ребенок должен появиться сейчас. Сейчас или никогда. У нее кружилась голова, но она продолжала тужиться и выталкивать его.
Пока все не закончилось.
Упав на руки Слейда, она ловила ртом воздух. Шум ее дыхания смешался с громким криком, наполнившим палату.
Слейд наклонился к ее уху.
— Это девочка, — прошептал он, чувствуя, как перехватывает горло. — У нас чудесная розовая девочка.
Обнимая Шейлу за плечи, Слейд не мог припомнить, был ли когда-либо так счастлив.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Слейд вышел из лифта и тут же окунулся в царивший в редакции хаос, но впервые за последние годы не почувствовал себя его частью. Он был поглощен другими заботами и испытывал волнение совсем другой природы.
Никогда раньше не представлял он себя в какой-либо традиционной роли.
Никогда не думал о себе как чьем-то муже, не говоря уж о роли отца. Однако интуиция, на которую он всегда мог положиться, подсказывала, что все правильно. Так и должно быть.
Хотя в самом начале в нем не было подобной уверенности, сейчас он от избытка чувств даже напевал про себя.
Войдя в кабинет редактора, Слейд поднял крышку огромной белой коробки, которую принес с собой, и водрузил ее на стол.
Эндрю Уэнделл оторвал взгляд от клавиатуры компьютера, по которой усердно колотил двумя пальцами. Курсор на голубом экране замер между двумя абзацами, нетерпеливо мигая.
— Ну, ты выглядишь слишком самодовольным для репортера, явившегося на работу с дневным опозданием. Счастье для тебя, что твои статьи пришли вовремя. Хорошая работа, Гарретт. Добро пожаловать домой. А это по какому случаю?
Пончики были слабостью Энди, хотя, глядя на его тощее тело, верилось в это с трудом. Он впился в коробку взглядом человека, не кормленного по меньшей мере неделю. Слейд подтолкнул коробку поближе, под самый локоть редактора.
— Съешь пончик, Энди. У меня только что родилась дочка.
Энди подцепил пончик с вареньем, не сводя алчных глаз со второго.
— Дочка? — недоверчиво переспросил он.
Не переставая жевать, Энди поскреб в остатках выцветшей рыжеватой шевелюры, уставясь на человека, который всегда был для него загадкой. Меньше месяца совместной работы понадобилось ему, чтобы убедиться: Слейд Гарретт — единственный в своем роде. И одного такого более чем достаточно. Но он также убедился, что этот один ему жизненно необходим.
— Что же ты раньше молчал? Я даже не знал, что ты женат. Или такие, как ты, теперь не женятся?
Слейд был известен странным чувством юмора. Это помогало компенсировать серьезность событий, которые он освещал. Может, и сейчас он шутит? Слейд взял со стола Энди семейную фотографию в рамке — Энди, его жена (на голову выше мужа) и дочери. Все пять. Разглядывая фотографию, Слейд размышлял, на что это похоже — быть отцом пяти дочерей. Интересно, что думает Шейла о больших семьях.
Господи, если говорить о мгновенном повороте своей судьбы, так он умудрился совершить его за один день.
Слейд поставил фотографию на место.
— Женился. Без шуток.
Казалось, что волосы на голове у Энди не просто редеют, а каким-то образом перемещаются на другие части лица. Его брови казались гуще с каждым годом. Теперь он изогнул одну из них, изучающе глядя на своего лучшего зарубежного корреспондента и при этом не забывая о пончиках.
— Ты как-то слишком сблизил эти два события, тебе не кажется?
Реплика шефа лишь подогрела распиравшее Слейда возбуждение.
Усмехнувшись, он поудобнее устроился в просторном скрипучем кресле и закинул ногу на ногу. Наверняка эта рухлядь из старой домашней коллекции редактора, выброшенная его женой при перемене обстановки.
— Я всегда отличался оперативностью, верно?
Именно это качество выделяло Слейда из когорты репортеров. Энди кивнул, облизывая измазанные вареньем пальцы. Красное пятно расплылось по рубашке, и Энди тихо выругался.
— Верно. — Управившись с пальцами, Энди потянулся за следующим пончиком. — А почему пончики? Сигары разве вышли из моды?
Слейд с удовольствием наблюдал, как Энди ест. Может, следовало купить пять дюжин, а не четыре. Он совсем забыл о ленточном черве Энди.
Смахивало на то, что в животе редактора обитал нахлебник. Энди мог переесть любого на этаже без видимых дурных последствий и не набирая веса.
— Сигары? Это с новыми-то законами против курильщиков в здании? Кроме того, не хочу оставаться рабом привычек.
И не буду, подумал Слейд. Приняв однажды решение, он всегда следовал ему. А он твердо решил бросить курить.
— С курением я завязал, на этот раз окончательно.
— Да, вспоминаю обещания, которые я себе давал с каждым новым ребенком. — Энди посмотрел на фотографию на своем столе, как будто видел ее впервые, и захихикал, качая головой. — Дочка, говоришь? Не могу сказать, что представляю нечто моложе восемнадцати, подпрыгивающее на твоем колене.
— Придется представить.
И я не представляю, подумал Слейд, погружаясь в новое для себя ощущение. Каждый раз, вспоминая о перемене в своей жизни, он будто снова и снова открывал огромный рождественский подарок. Подарок, о котором он не подозревал, и потому с каждым разом новизна и глубина чувства только усиливались.
— Добро пожаловать домой, чужестранец. Я слышала, что ты вернулся.
Слова смешались с шелестом платья за его спиной и запахом дорогих духов. Слейд повернулся как раз вовремя, чтобы получить дружеский поцелуй в губы от Лауры Мур. Ответное объятие было быстрым и небрежным. Лауру удивило отсутствие всякого чувства. Быстро придя в себя, она отступила и взглянула на коробку на столе Энди.
— Что-то празднуем?
Энди, не дождавшись от Слейда никакой реакции, подтолкнул к ней коробку.
— Да, Гарретт вознесся до отцовства. — Энди выжидающе воззрился на свою сотрудницу, ведущую отдел светской хроники. По редакции гуляли местные слухи, соединявшие ее с Гарреттом. — У него дочка. И жена тоже.
Взгляд Лауры быстро метнулся к лицу Слейда. Слишком быстро. Она поняла это и тотчас скрыла разочарование за маской веселья.
— Ты шутишь. — Лаура выбрала розовый, залитый глазурью пончик. В такой момент калории не считаются.
Слейд провел несколько приятных ночей с Лаурой, но, насколько это касалось его, между ними была лишь дружба. Слейд числил Лауру среди своих друзей.
— Не шучу. И вообще это твоя вина.
Она искренне удивилась.
— А вот это ты должен объяснить.
Так и есть, подумал Слейд. Действительно, благодаря Лауре он встретил Шейлу. Другими словами, свою судьбу.
— Если бы я не подменил тебя на благотворительном вечере Мемориальной больницы Харриса перед самой моей командировкой, я бы никогда ее не встретил.
Пончик не показался Лауре таким сладким, каким ему следовало быть. Она натянуто улыбнулась.
— Называй меня Купидоном. Как ее зовут?
— Доктор Шейла Поллак.
Я женился на враче, весело подумал он. Мама будет счастлива. Она не ждала, что я вообще на ком-нибудь женюсь. Я тоже.
Из-за какого-то пустячного одолжения все пошло прахом, с болью подумала Лаура. Судьба иногда играет злые шутки. Имя показалось знакомым.
— Это не ее родители собирают деньги на новый родильный корпус?
Слейд наклонился и взял себе пончик. Только сейчас до него дошло, что последние двадцать четыре часа он почти не ел.
