Мэри Уильямс - Золото Дюка
Кто она на самом деле? Откуда взялась? И правда ли, что ее подкинула молодая цыганка, которой было все равно, умрет или выживет ее ребенок? А может быть, ее мать была аристократкой и стыдилась ее появления на свет? Никто никогда не узнает этого. Она, Леона, выросла под именем Дарк, и так осталась с этим именем навсегда, жена бродяги и мошенника.
Ей захотелось вдохнуть свежего воздуха, снять напряжение, которое не давало уснуть. Леона вновь отперла входную дверь и вышла. Луна стояла высоко, зеленоватый бледный свет заливал все вокруг. Вдали, в четырех милях отсюда, спрятанные в тени, лежали две деревушки – Соул и Арегвиннин. Слева от Соула к ферме шагал мужчина, голова решительно поднята, волосы развеваются по ветру. Сердце у нее упало, комок забился в горле, дыхание стеснило.
Дюк.
Леона будто завороженная смотрела, как он приближается, охваченная чувствами, в которых долго не признавалась самой себе. Она не желала подчиняться инстинктам собственного тела и старалась побороть их. За несколько ярдов до фермы Дюк внезапно остановился. Волевые, резкие черты его лица, озаренные лунным светом, как будто были вытравлены на темном фоне неба. Постояв недолго и оглядев ферму, он направился прямо к полуоткрытой двери.
Леона вернулась в гостиную и сделала вид, что вытирает стол. Раздался скрип двери, звук задвинутой щеколды, потом послышались шаги. Она только слегка повернула голову.
– Ну? – спросил Дюк, подойдя к ней сзади вплотную и дыша в волосы. – Все еще ждешь? – Голос его был нетерпеливым и глухим. – Сколько это будет продолжаться, Леона? Сколько времени ты собираешься потратить на этого никчемного бродягу? Не можем мы... Тебе еще недостаточно, дорогая ты моя? Нельзя впустую тратить жизнь, ни твою, ни мою. Это было начертано с самого начала: мы с тобой, ты и я...
Его рука охватила плечо Леоны, потом опустилась на мягкую грудь. Она застыла, чувствуя, как бешено бьется ее сердце. Потом высвободилась резким движением.
– Нет! Не смей. Это бесполезно. Ты уехал тогда. Теперь поздно. – Леона обернулась, негодующе глядя на Дюка. – Когда ты был нужен мне, тебя не было. А теперь мне никто не нужен – ни один мужчина. Только Сол. Ты можешь это понять? – Голос ее поднялся до крика. – Я не игрушка, Дюк, которую кто-то подберет, а потом бросит за ненадобностью, когда она надоест.
– Я никогда так не поступлю, и ты это знаешь. Никогда больше. Мне нужно было добыть денег. Разве не на эти деньги я сейчас восстанавливаю рудник? Разве ты смогла бы сделать это без моего золота?
– Может, и нет. А может быть, я нашла бы выход. Но, если ты думаешь, что покупаешь меня... – Она замолчала, увидев вдруг, как боль исказила обветренные суровые черты лица Дюка.
Он отвернулся и покачал головой.
– Нет, Леона. Я никогда так не думал. Или ты придешь ко мне сама, нежная и полная желания, или... – Он помолчал. – Может быть, когда здесь все наладится и работа пойдет, я смогу уехать. Это тебя устроит, Леона?
– Нет, – последовал резкий ответ.
– Тогда какого черта...
– Будь моим другом, Дюк. И сделай это для Сола тоже. Мы оба хотим, чтобы ты жил с нами. Даже более того... – Она оборвала фразу, и черты ее смягчились, а в голосе зазвучали умоляющие нотки.
Дюк потрепал ее по плечу и направился к лестнице.
– Не смотри на меня так, иначе я могу забыть о благородных намерениях и поступить как настоящий мужчина. Друзья, говоришь? Очень хорошо. На некоторое время сойдет. Но гляди в оба, Леона, и пореже попадайся на моем пути. Я не каменный и уже давно хочу тебя.
Он ушел наверх.
Леона стояла неподвижно, глядя ему вслед и слушая, как его шаги раздаются на верхней площадке.
5
К концу года ряд каменных коттеджей для рудокопов вырос на холме между деревней Соул и рудником «Веал Фэнси». Дюк фанатично работал бок о бок с рудокопами, чтобы извлечь как можно больше из старого рудника. Были обнаружены кое-какие запасы свинца, и разведка показала, что медь тоже есть. Теперь оставалось ждать, когда будут прорыты новые шахты, разведаны уровни и открыты штольни.
С каждым успехом Дюка Дарка досада Роджера росла. Временами его глубокая неприязнь к Дюку и к людям, которые активно работали на земле, которую он считал своей собственностью, переходила в ненависть и заставляла помышлять о том, чтобы силой выгнать захватчиков с земель Фернгейта. Но внешне он оставался спокойным, хотя домашние страдали от его тирании еще сильнее, чем прежде.
Им были предписаны новые правила о запрете пользования тропой, ведущей в направлении Оулесвика. Роджер становился все раздражительнее в домашних делах, и его дурное настроение заставляло Клариссу долгие часы проводить в своей комнате, где она начала топить отчаяние в бутылке бренди. У нее была теперь новая служанка, Фанни, – пожилая женщина из деревни, которая довольствовалась небольшой платой за работу по дому и составляла компанию хозяйке, когда той не терпелось выпить. Если Роджер и знал о пагубной привычке жены, то не подавал виду. Вино Фанни таскала не из его подвалов, а из придорожной деревенской гостиницы, хозяин которой, Джос Карн, был дружком служанки, поэтому она получала вино по сниженной цене. Фанни частенько можно было видеть курсирующей между постоялым двором и домом, с зажатой под мышкой черной сумкой.
Арабелла вначале была шокирована, узнав о пагубном пристрастии матери, и пыталась разорвать порочный круг, но безуспешно. Она не могла пожаловаться отчиму и тем самым предать мать, а если бы и пожаловалась, это вызвало бы только новые бурные сцены и скандалы. Клариссу больше не трогало, что о ней думает дочь.
– Занимайся своей жизнью, а мою оставь в покое, – сказала она со злостью. – Если у тебя достаточно ума, начинай искать мужа, у которого набиты карманы и который сможет дать тебе достойную жизнь. Но сначала проверь, точно ли он богат. Не поддавайся на красивые речи и обещания, как это произошло со мной.
В Арабелле, угнетенной напряженной атмосферой Фернгейта, зрел протест. Она чувствовала, что долго не выдержит. Девушка старалась скрыть свои чувства от отчима, который в редкие минуты хорошего настроения поздравлял себя, что в свое время принял меры, чтобы у его красивой падчерицы не вызвали ни малейшего интереса гнусные захватчики Оулесвика. Она была прекрасна, хотя еще очень молода, но за последнее время выросла и начала на глазах быстро превращаться в маленькую женщину.
Арабелла была единственной в доме, кто что-то значил для него, и временами Роджер даже мечтал, когда Кларисса освободит его. Не то чтобы он желал смерти жены, но ее бледность, изнуренный вид и хнычущий голос раздражали его и заставляли вспоминать о женщине с кошачьими глазами, отвоевавшей у них ферму и рудник; о собственной неудаче в браке, за время которого он не смог вырастить наследника, здорового и умного, который заменил бы его в Фернгейте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});