Мэри Уильямс - Золото Дюка

Мэри Уильямс

Золото Дюка

1

1899

Монотонный голос нотариуса бубнил фразы, состоящие из сухих юридических терминов, что совершенно не вязалось с наэлектризованной атмосферой, которая царила в мрачной комнате. Слушатели застыли в немом, полном драматизма ожидании.

Был вечер. Все, кто имел хоть какое-то отношение к наследству, собрались в библиотеке на оглашение завещания умершего лорда Джонатана, главы клана и местного сквайра. Он прожил девяносто лет, последние из которых провел в своей комнате, тираня домочадцев. Ни у кого не было сомнений, что его племянник, Роджер Куртни, будучи ближайшим родственником, унаследует титул и владения. Роджер ждал этого момента терпеливо, за мизерную плату поддерживая земли и все хозяйство в относительном порядке. Вообще-то он служил стряпчим в компании в Пензансе.

И вот, наконец, свершилось: в возрасте тридцати восьми лет Роджер вступал в права наследования. Сохраняя невозмутимый вид, он уже ликовал, предвкушая счастливое будущее. Он слушал монотонный голос нотариуса, ни один мускул не дрогнул на его лице с резкими, четко вылепленными чертами. С ним вместе слушали все: его жена Кларисса, падчерица Арабелла и его собственные от Клариссы дети – близнецы, почти двумя годами младше Арабеллы, Ева и Руперт.

Присутствовали также Оливия – престарелая дальняя родственница; садовник, ворчливый старик с отвратительным характером, такой же коварный, каким был его хозяин в последние годы; экономка, проводившая больше времени в компании с бутылкой, нежели в хлопотах по хозяйству, но которую раньше, нельзя было выгнать, поскольку сэр Джонатан не разрешал. И, наконец, в дальнем углу, в тени, стояла высокая женщина. Иногда луч света, падавший из высокого окна, выхватывал прядь ее золотисто-рыжеватых волос и лицо с высокими скулами. Это была Леона Дарк, женщина, помогавшая по дому в течение последних нескольких лет, что-то вроде приходящей прислуги. Было видно, что она пришла сама по себе и сейчас стояла в стороне от остальных, одиноко, с гордо поднятой головой. Казалось, она вызывала у присутствующих негодование и напряжение, так как была здесь чужой. В конце концов, она всего лишь жена медника, Сарна Дарка – человека с дурной репутацией, который редко бывал в своей лачуге в Келин Вудс, затерянной в лесах, окаймляющих владения Куртни.

Роджеру никогда не нравилось ее пребывание в Фернгейте. Но Леона – одному Богу известно, где она откопала такое имя, – появлялась там, когда хотела. Очень похоже на нее, думал Роджер, злясь и не понимая, зачем этот высохший нотариус пригласил ее сюда.

Но ему предстояло это очень скоро узнать.

Огласив детально документ, включающий имена всех главных и второстепенных наследников, нотариус сделал короткую паузу, перед тем как прочитать дополнение к завещанию.

– «И Леоне Дарк из Келин Вудс я завещаю Оулесвик, со всем содержимым, землями, включая старый рудник «Веал Фэнси», который может быть восстановлен для добычи. Я делаю это в знак признательности и благодарности за ее заботу обо мне в последние годы моей болезни. Я не разрешаю оспаривать мое решение. Вышеуказанная земля принадлежала моей последней жене, Лидии, и никогда не была собственностью Куртни. Наконец на закате жизни я могу отдать долг, который давно собирался отдать. И желаю счастья Леоне и ее сыну Солу. Надеюсь, он оправдает мое доверие. Своей семье я не оставляю ничего, кроме того, что принадлежит ее членам по закону. Что они и заслужили своим отношением ко мне».

Вздох удивления слушателей нарушил тишину, пока нотариус переворачивал страницы. Потом, прочистив горло, нотариус сказал:

– Итак, леди и джентльмены, последний пункт заключает...

Его прервал возглас Роджера:

– Какая нелепость!

Он повернул голову и холодно взглянул на Леону, которая, не моргнув, встретила его взгляд. Какой-то момент казалось, что она осталась одна среди толпы наследников. Возмущение, ненависть – или нечто посильнее? – приковало их взгляды друг к другу, как будто их связывали невидимые прочные узы, которые невозможно разорвать.

Она двинулась к двери, опущенные веки не позволяли различить выражение ее глаз. Только фигура и походка выдавали презрение и злорадство Леоны.

Роджер успел только сказать:

– Я хочу повидаться с вами как можно быстрее. У меня есть предложение по поводу Оулесвика. – Его голос был спокоен и холоден, хотя в нем проскальзывала горечь разочарования.

– Правда? Извольте. Но я вам сразу говорю, что ни земли, ни рудника вам не видать.

И, подняв голову, кутая плечи в черную шаль, Леона Дарк направилась к выходу. Она была теперь довольно-таки грузной женщиной, но в ее походке все еще скользила вызывающая кошачья грация, которую Роджер помнил с тех пор, когда впервые встретил ее.

Гнев, переходящий в ненависть, кипел в нем, но все равно на миг воскресло былое желание. Однако Роджер быстро взял себя в руки, устыдившись мгновенной вспышки страсти. Она шлюха, не более того. Все знают. Но шлюху можно купить. И он сделает это. Надо сохранить Оулесвик и рудник, которые всегда были собственностью Куртни, что бы там ни болтал старый крючкотвор. В руднике «Веал Фэнси» оставалась медь. Там можно еще нажить целое состояние. Он консультировался с экспертами и знал это. И старик, очевидно, тоже знал, но был слишком скуп, чтобы вложить туда деньги и обновить оборудование.

Через полчаса все формальности были закончены.

Слуги разошлись, дети убежали, в комнате остались только Роджер, который мрачно взирал на лежавший перед ним на столе документ, и его жена, обидчиво заглядывающая через его плечо. Это была тонкая женщина с узким личиком, потерявшая всю былую привлекательность от бесконечного напряженного ожидания наследства старика и надежды на лучшую жизнь.

Роджер женился на Клариссе больше из романтического сочувствия, чем из желания, когда она осталась трогательной молодой вдовой с годовалой дочкой на руках. Она была из Лондона, ненавидела деревню, сельскую жизнь и мирилась с ними только по необходимости. К тому же она оказалась плохой хозяйкой, не умела вести дом. Лорд Джонатан никогда не любил Клариссу, да и слуги тоже. Когда родились близнецы, Роджер поначалу испытывал к ней благодарность за сына. К несчастью, мальчик пошел не в семью Куртни, был упрям, своеволен и капризен. Девочка, Ева, была чувствительной, застенчивой и некрасивой, только глаза были хороши, огромные, серые и блестящие, но их упорный взгляд, часто устремленный на отца, раздражал Роджера, вызывая ощущение неловкости. Ева прихрамывала, что придавало своеобразие ее походке.