Простите, я вас люблю… - Северлика
На втором этаже никого нет. В административном крыле свет уже погасили – значит, большинство учителей уже ушли, остались только те, кто ответственен за дискотеку.
Толкаю дверь своего кабинета. Мои руки дрожат, я рваным шагом подхожу к учительскому столу, извлекаю бутыль с водой и делаю несколько глотков. Мне жарко, кажется, что стены давят со всех сторон. А потом ручка на входной двери медленно поворачивается.
Артем входит неслышно. Его стройная высокая фигура на мгновение замирает в дверном проеме, а потом он переступает порог и закрывает дверь.
– Что случилось? Ты так быстро убежала, все в порядке?
Я не могу отвести от него взгляда. Он прекрасен, молод, даже юн, полон вдохновения, мечтаний. Он влюблен в меня тем чистым, робким, несмелым чувством, какое бывает лишь раз в жизни. А я…
– Да что с тобой?
Когда он подошел так близко? Чувствую, что он берет меня за руку, вижу в его глазах тревогу.
– Холодная, как лед. Замерзла?
«Замерзла?» – слово отзывается во мне болью, бьет наотмашь, бьет резко в грудь, в самое сердце. Его глаза так близко. Внезапно я вновь ощущаю теплые мягкие ладони у себя на талии, только теперь он ближе, чем в танце. Он стоит почти вплотную, и я не нахожу, не вижу в себе сил его оттолкнуть.
– Я сделал что-то не то? Мне не нужно было тебя приглашать?
«Нужно. Мне нужен был этот танец, я никогда не чувствовала себя такой, какой ты меня сделал. Ты вылепил мою душу, как одаренный скульптор. Вымел из неё пепел, изгнал сквозняки. Мне нужен был этот миг и этот танец. Я никогда не танцевала раньше!»
Лицу становится жарко и влажно. По обеим щекам текут слезы, сплошным потоком, одна за другой, чередой, вереницей. Он невесомо касается сначала одной дорожки, потом другой, стирает их нежными пальцами, но они появляются снова.
Я чувствую себя живой и слабой, я чувствую, как внутри меня словно развязывается тугой клубок, и не могу отвести взгляда от его прекрасных, ночных глаз.
– Ну что ты? – Артем меня обнимает.
Я прислоняюсь к его груди, как к последнему спасению, закрываю глаза и боюсь дышать. Проходит несколько минут, прежде, чем он наклоняет голову и тянется ко мне.
В этот краткий миг я понимаю, что наше время вышло, и шепчу:
– Не надо.
Артем замирает на секунду, потом отклоняется от меня назад и хмурится.
– Прости.
Я опускаю взгляд, отхожу от него к учительскому столу и опускаюсь на стул. Напряжение, в один миг вспыхнувшее между нами, можно потрогать руками. Артем прячет ладони в карманы брюк.
Молчание затягивается. Я открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, но Артем опережает меня.
– Честно говоря, я не понимаю, что происходит. – В его голосе старательно скрываемая обида, она ранит меня, но я осознаю, что это за дело, – ты согласилась танцевать, и мне казалось, что все хорошо. А теперь… Объясни мне.
Несколько раз я набираю в грудь воздуха, несколько раз мои губы шевелятся, но слова не складываются во фразы. Мне еще ни разу в жизни не было так тяжело говорить. Я отхожу от него к окну.
– Нам нужно остановить то, что происходит, Артем, – говорю я надломлено, – пока еще не поздно.
Его лицо меняется мгновенно. Закрывается, темнеет и становится чужим. Он расправляет плечи.
– То есть, это твоё окончательное решение, я так понимаю?
Молчу.
– Маша. – Он называет меня коротким именем, и я, не в силах больше смотреть ему в лицо, отворачиваюсь.
Артем трактует мое поведение по-своему.
– Значит, все это была игра? Тебе было просто интересно и забавно от того, как я бегаю за тобой и унижаюсь?
Слова, на которые он имеет полное право, льются рекой. Он изливает все, что до сих пор держал в себе. Не опровергаю его речей, не произношу ни слова в свое оправдание. Сижу, словно холодная статуя, омываемая потоком его обиды.
Красивое лицо Артема раскраснелось от гнева, глаза утратили свой спокойный мерный блеск, теплое сияние из них ушло. Я чувствую, как на меня накатывает безысходность, воодушевление, которое родилось во время танца, покидает мою душу, не оставляя даже следа.
– Артем, – зову я тихо, прерывая поток возмущений.
Он замолкает на полуслове. Возможно, в моем голосе он слышит нечто, что заставляет его подойти, нет, подлететь ко мне рваным отчаянным шагом. Он оказывается рядом слишком быстро, берет мое лицо в свои ладони и тянется ко мне вновь. Но на этот раз это не робкая просьба, это жаркое желание. Я нежно беру его руки за запястья и медленно отодвигаю их.
Секундное молчание прерывается вопросом:
– Чего ты боишься?
Качаю головой и чувствую, что он снова начинает злиться. Он мягко тянет меня за ближайшую парту, усаживает, словно капризного ребенка и опускается возле меня на корточки.
– Я давным-давно отвечаю за себя сам, и могу…
– Нет, не можешь, – решительно обрываю я, – по закону ты ничего не можешь, и вся ответственность за наши отношения лежит на мне. Все зашло слишком далеко, лучше нам перестать видеться сейчас, потому что потом будет слишком больно! Мне и так уже слишком больно!
Мой голос крепнет, мне хочется его оттолкнуть, но тело действует само, противореча словам. Я провожу по его черным волосам, задеваю ухо, прослеживаю легким прикосновением ногтей линию подбородка. Он убирает мою руку от лица и целует тонкое запястье в том месте, где бьется пульс. Мои пальцы вздрагивают, когда касаются его щек.
Секунду я позволяю ему это. Смотрю на склоненного передо мной молодого мужчину, и понимаю, что еще немного, и не смогу его прогнать.
– Уходи, Артем. Пожалуйста. – говорю я отчаянно.
– Нет.
Убираю руку и пытаюсь подняться, он не дает.
– Уходи.
– Нет!
– Я сейчас закричу.
Он приближает ко мне искаженное лицо и выдыхает:
– Кричи.
Повисает пронзительная пауза.
А потом я вижу в его глазах то, что заставляет мое сердце сжаться. Разочарование. Такое сильное и неотвратимое, что мне кажется, будто обидные слова рвутся с его языка. Я их уже слышу.
Но он молчит. Потом поднимается на ноги, разворачивается и уходит.
Я остаюсь в кабинете одна. Не сомневаюсь, что мне удастся справиться со своими чувствами, с глупой любовью к своему ученику и со слезами, которые вот-вот хлынут из глаз.
А в следующее мгновение я плачу и долго не могу успокоиться.
Проходит почти два часа. Дискотека заканчивается, я собираюсь идти домой, машинально прибираюсь в кабинете, но в коридоре вдруг слышится взволнованный голос:
