Простите, я вас люблю… - Северлика
– Почему ты вышла за него? – Артем неизменно хмурится и сердится, когда речь заходит о моем муже.
– Мне было всего семнадцать лет, – говорю я, поддевая жухлые листья носками туфель, – и я думала, что встретила самого великолепного мужчину во всем мире.
Он задумчиво смотрит на меня и мне кажется тень сожаления в его лице.
– Почему я не родился на десяток лет раньше? – совсем тихо спрашивает Артем.
Мне не хочется, чтобы мы тратили вечер на грустные разговоры, и поэтому пытаюсь обернуть все в шутку, и говорю игривым тоном:
– Тогда бы ты любил меня еще сильнее?
Артем без улыбки поднимает взгляд в стремительно темнеющее небо и произносит:
– Вряд ли это возможно.
Моя улыбка тускнеет.
Вечер развертывается вокруг нас. Небо вбирает краски молодой ночи, в его вышине ветер гонит сонные облака. В тишине, прерываемой отдаленными звуками дороги, слышны наши шаги по хрустящей подмерзшей листве.
Я беру Артема под руку, он накрывает мою озябшую ладонь своей.
***
В конце декабря в школе становится так холодно, что дети сидят на уроках в варежках, но мой кабинет выходит на солнечную сторону, и даже в самые лютые морозы в нем тепло.
Дети забегают ко мне на переменах греться, возле учительского стола постоянно топчется толпа, а младшеклассники разворовывают мои запасы печенья.
Я каждый день остаюсь заниматься с отстающими, к концу четверти их всегда намного больше, и увидеться с Артемом становится труднее. Замечаю, что тоскую по нему, но это чувство чудесным образом греет мою душу. Из командировки возвращается Андрей, и я лишаюсь возможности засиживаться за работой до позднего вечера.
Школа наряжается к новогоднему празднику, в коридорах и классах ставят елки, на стенах пестрят гирлянды, дети в предвкушении каникул с интересом готовят друг другу сюрпризы, пишут тайные письма.
Последний рабочий день проходит в атмосфере эйфории. Я наблюдаю за младшеклассниками, которые носятся по школе нарядные и радостные. Ненавязчиво приглядываю за старшими и соглашаюсь на вечернее дежурство.
Школьный концерт заряжает добрыми эмоциями, я с улыбкой провожаю учеников по домам.
– До свидания, Мария Викторовна! – летит со всех сторон.
Меня обнимают детские руки, на душе хорошо и спокойно. Проводив учеников, я возвращаюсь в спортивный зал на дискотеку.
Старшеклассники танцуют в душной, радостной темноте, песни сменяют друг друга. Я стою в сторонке, с полуулыбкой наблюдаю как зажигательный, веселый танец сменяется медленным, а потом в моем поле зрения вдруг появляется раскрытая ладонь.
Поднимаю удивленные глаза.
Музыка звучит. Она нежная и проникновенная. Медленный темп слегка покачивает мелодию, и основная толпа расходится, огибая нескольких парочек старшеклассников, которые не стесняются танцевать вдвоем.
– Разрешите, Мария Викторовна.
Артем стоит рядом с протянутой рукой, и я ощущаю, как к нам обращаются взгляды. Любопытство написано на лицах учеников и даже коллег, находящихся неподалеку. С языка уже рвутся вежливые слова отказа, но рука неожиданно сама ложится в его ладонь. Будто она обрела собственный разум и все решила сама.
Артем ведет меня не в центр зала, где разливается радужная подсветка, а дальше, туда, где полутьма может скрыть наши лица и фигуры. Он мягко тянет меня за руку, вынуждая развернуться к нему лицом, а потом вторая его рука ложится чуть выше моей талии.
Это похоже на ласку теплой морской волны – настолько трепетно и неуловимо его прикосновение. Оно отзывается во мне замиранием сердца, я задерживаю дыхание на миг и чувствую, чувствую его руку. Он держит меня так, словно не знает точно, дозволено это ему, или нет. Вторая рука – наотлет, в ней покоится моя ладонь.
Уголки губ Артема слегка приподняты, он смотрит на меня сверху вниз, мне приходится приподнимать голову. Сегодня я в обуви без каблука и достаю ему чуть выше плеча. Двигаемся мы медленно, осторожно переступая, словно кружим по ломкому льду. Во взгляде Артема таится ровное сияние, его восторг передается и мне. Я позволяю себе чуть улыбнуться. В ответ он расцветает такой улыбкой, словно сию секунду на его глазах случилось нечто прекрасное, трогательное. Его ладонь на моей талии оживает, перебирает пальцами, и он привлекает меня к себе уже увереннее.
Я выпрямляюсь, принимаю изящную вальсовую стойку, приподнимаю голову еще выше и отклоняюсь он него влево, и мы делаем оборот. Шаги становятся шире, устойчивее, увереннее. Мы действительно вальсируем, но не размашисто, не по всему залу, а скрытые от посторонних глаз полутьмой, стараясь сохранить наш танец в секрете.
Музыка становится пронзительнее и чувственнее, набирает обороты, доходит до кульминации. Отчаянная скрипка выводит нежную трель, ей вторит взволнованное фортепиано. Моя рука легко вывертывается из ладони Артема и скользит по его предплечью до локтя. Теперь прикосновение друг к другу становится больше.
Артем чуть наклоняет голову, и выражение его лица меняется. Улыбка исчезает, теперь он только заворожено вглядывается в мое лицо. А я смотрю на яркий румянец на его щеках, на трепещущие ресницы, чуть разомкнутые сухие губы, и для меня все это внезапно обретает название.
Все, что я чувствую, и что чувствует он, его письма, слова, бумажные лилии на моем столе, снежный шар, мои слезы и мысли, мои метания – все укладывается в три слова.
Я вздрагиваю так, будто меня пронзил слабый электрический разряд. В голове проносится ошеломленное: «Нет!», и я останавливаюсь.
Музыка не кончилась. Нежный голос певицы еще выводит замысловатую мелодию на верхних нотах, но я стою как вкопанная. Артем останавливается вслед за мной. Я вижу, как зреет в нем вопрос и легкое недоумение, но прежде, чем он выскажет мне их вслух, я коротко ему киваю и спешу выйти из уютного полумрака.
После темного зала коридор ослепляет светом. Я торопливым шагом выхожу из душного помещения, закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Сердце колотится так, будто я пробежала марафон, мне никак не удается восстановить дыхание. Несколько раз судорожно хватаю
