Анастасия Доронина - Сезон любви

И вдруг — меня словно током ударило.

Я стояла на Большой Никитской — прямо напротив Большого зала Московской консерватории. Огни освещали сдержанную афишу: «Только один концерт! Константин Васенин. „Французская музыка для рояля и органа“ Начало…»

Меня толкнули раз, другой. Очнувшись, я заметила, что торчу, как скала, на самом людном месте. Публика дышала духами и предчувствием приятного вечера: люди шли на концерт в консерваторию.

«Как чудесно, что я пришла сюда, — пронеслось у меня в голове. — Как необыкновенно хорошо, что я увидела сегодня Большой консерваторский зал. Ведь именно сюда ходишь ты на работу. Именно здесь ты настраиваешь те самые редкие инструменты, который должны переливаться волшебными звуками только от одного твоего прикосновения! Это как бы привет от тебя, любимый. Мы не увидимся сегодня, но я приду к тебе на свидание… сюда. Я каждый день буду приходить сюда к тебе на свидание, и никто не будет об этом знать. Даже ты. Я буду слушать музыку, которая рождается благодаря тебе, и буду рассказывать тебе о своей любви…»

Додумывала эту мысль я уже на ходу. До начала концерта оставалось каких-нибудь десять минут, и я в отчаянье заметалась в поисках лишнего билетика. Наконец, у самого памятника Чайковскому мне удалось купить его у какого-то бог знает чем смущенного студента.

Слава богу, слава богу, слава богу! Мое свидание состоится.

Музыка лилась… лилась…

Вместе с ней лились мои слезы — я не замечала этого, как и не замечал никто другой. Люди в зале сидели большей частью с закрытыми глазами, они слушали чарующее исполнение этого действительно прекрасного музыканта или расслабившись, обмякнув в кресле, или напротив — подобравшись, как для прыжка. Там, за консерваторскими стенами, могло происходить что угодно. Здесь же была только музыка, одна только музыка. Она гладила меня по лицу, которое я подставляла ей, баюкала, обнимала, засыпала золотом мелодий и увлекала за собой…

Иногда я все же приоткрывала глаза и смотрела на пианиста. Он был очень молод для мировой знаменитости, вряд ли больше тридцати лет. Высокий, очень худощавый человек с длинными, откинутыми назад волосами. За роялем Константин Васенин сидел так, как будто его инструмент был местом, где рождаются миры. И сам он был богом — молодым и сильным, и музыка словно лилась из его пальцев, ее можно было потрогать, приди кому-нибудь из слушателей в голову мысль протянуть руку.

Боже мой, как же это было хорошо!

…Музыка уносила меня в самые дорогие воспоминания, заставляла сладко страдать и доводила до слез… Эта музыка существует для меня и ни для кого более, ибо такой, какой она представляется мне, ее не сможет услышать никто — пропущенная через призму чужого сознания, это была бы уже иная мелодия…

Концерт закончился, но я этого так и не поняла. Продолжала сидеть в опустевшем зале с зажмуренными глазами, вцепившись руками в подлокотники кресла, и слушала то, что еще звучало во мне. Сколько я просидела так? Не знаю. Но очнулась я от того, что кто-то, осторожно стукнув откидным сиденьем, опустился рядом со мной.

Вздрогнув, я открыла глаза. Концертный зал был пуст, ровные ряды кресел освещались тускловатым дежурным светом. Я сидела совершенно одна в большом пустом пространстве, еще напоенном волшебной атмосферой музыки. То есть не одна. Рядом, с удивлением и любопытством глядя мне прямо в лицо, сидел высокий худощавый молодой человек с длинными, откинутыми назад волосами и чуть выступающим вперед кадыком. «Это же сам исполнитель! — узнала я его. — Константин Васенин, мировая знаменитость!»

— Здравствуйте, — прошептала я, подбираясь в кресле и заливаясь краской.

— Здравствуйте, — голос у него был густой, глубокий, с чуть заметной хрипотцой. — Простите, если я без спроса вторгся… к вам. Но редко можно встретить человека, так остро воспринимающего музыку. Даже в этих стенах. Я просто не смог сдержать интереса. Кто вы?

— Я? — я задумалась. — Странно, но я не могу вот так взять и дать вам на этот вопрос исчерпывающий ответ. Ну… человек.

— Вы музыкант?

— Нет. Более того, я всегда считала себя далекой от музыки. Наверное, сегодня я просто расчувствовалась… Это случайно.

— Этого не может быть. Таких случайностей просто не бывает. Вы наверняка очень музыкальны. И вам надо это знать про себя. У вас же очень одухотворенное лицо. Впрочем, вы наверняка и сами знаете об этом… Я смотрел и думал, где я вас видел… А потом вспомнил. Вы — точная копия с моей любимой картины «Портрет девушки, светлой мыслями и ликом».

— Не знаю такой картины, — призналась я с сожалением.

— Не страшно, это малоизвестное, но от этого не менее магнетическое полотно. Я специально езжу в Останкинскую усадьбу, чтобы посмотреть на него. Если бы эта картина не была написана около двухсот лет назад, я был бы уверен, что художнику позировали вы.

— Спасибо, — я поднялась. — И до свидания. Мне пора идти, иначе сейчас сюда придет кто-нибудь, ну, там, смотритель зала, комендант или уборщица, и нам с вами не поздоровится. Насколько я знаю, когда людям этой профессии надо убирать, — они не принимают в расчет даже мировую славу тех, кто им мешает. Даже такую, как ваша.

— Пожалуй, — он улыбнулся и тоже легко поднялся с места: — И, кроме того, вам надо пробираться к выходу не обыкновенным, а артистическим путем: через кулисы и служебный вход. Парадный уже закрыли, и поскольку я обладаю абсолютным слухом, то прекрасно слышу, как сюда приближается комендант. Слышите? Он уже гремит ключами.

— Ой, мамочки!

Не то, чтобы я сильно испугалась. Просто встреча с людьми, облеченными властью кого-то куда-то не пущать или, напротив, гнать в шею, всегда вызывала во мне нервную дрожь. Я сразу начинала ощущать себя маленькой девочкой, которую поймали, когда она шкодничала в углу.

— Бежим! — Васенин схватил меня за руку и повлек за собой, с совершенно кошачьей гибкостью передвигаясь по узкому проходу между двумя рядами кресел.

Невольно следуя за ним, я обратила внимание на то, какая крепкая и горячая у него рука. Длинные пальцы музыканта. Совсем недавно эти пальцы бегали по клавишам рояля, извлекая из него так потрясшие меня звуки. И вот теперь они держат мою ладонь, ободряюще пожимая ее, стоит мне чуть замешкаться или споткнуться. Чего только не бывает в жизни…

Я и не заметила, как мы оказались на сцене. Первый раз в жизни я ступала по подмосткам, куда был открыт доступ только артистам уровня Константина Васенина. Странно, ну кто бы мог подумать, глядя на этого человека, что он — мировая знаменитость? Теперь, когда, блестя глазами, он обернулся ко мне и губы светила растянулись в абсолютно мальчишеской улыбке, трудно было поверить, что он какая-то там особая, известная в музыкальном мире величина!