Амиру - Наталия Романова
— Извини.
— Ты пила? Блядь, тебе не надо пить, ты знаешь, с тем, что ты… — взгляд на Амира. — А это кто?
— Родственник, дальний.
— Детка, ты переключилась на родственников, — мужчина смеется.
Соня молча, ровно в лицо мужчины, показывает средний палец. Двумя руками.
Мужчина, смеясь, поднимает Соню на ноги, собственнически шлепая по заднице, отводит в машину и потом говорит:
— Бывай, дальний родственник.
— Бывай, — Амир смотрит, как Соня достает таблетку, запивает её водой и закрывает глаза, вытягиваясь на переднем сиденье автомобиля.
Под громкую музыку машина со свистом уезжает, увозя от Амира запах липы и Соню, которая теперь Софи.
Амир
Через двенадцать часов скорый поезд увозил Амира из родного города Сони, города, сменившего называние, как Соня — имя.
Амир сидел в поезде, глядя в окно, и думал. Он думал о Соне, о своей семье, о том жарком летнем дне после трех суматошных дней свадьбы, когда они спокойно сидели за столом на улице и разговаривали за завтраком. Амир притянул к себе Назиру, положа руку ей на плечо и убрав от пальцев волосы… Он еще помнил другие волосы в своих руках, другие плечи, но теперь все это не имело никакого значения. Он всеми силами в это верил. Старался верить.
Флешбек
— Так, ты теперь вроде как с Соней, — Рафида обращается к Марату, смотря удивленно и попеременно то на него, то на дом через дорогу.
Амир поднимает глаза и, проследив глазами за взглядом Раф, видит Соню, которая развешивает постиранное белье на веревку. На ней розовый сарафан. Амир помнит этот сарафан, с детским рисунком по краю подола.
Удивленные взгляды матери, отца и деда обращаются к Марату.
— Вроде как, — спокойно, не поднимая глаз от тарелки и с аппетитом продолжая поглощать завтрак.
— Но ты её не знаешь! — Рафида.
— А ты знаешь?
— Знаю.
Марат продолжает молча есть, невозмутимо глядя в тарелку.
— Знаешь, значит. Тогда скажи-ка мне, Рафида, чего боится Соня?
Молчание повисает в воздухе, Амир не может вспомнить, чего боится Соня, Рафида хмурит лоб — разве Соня умеет бояться.
— Змей, она боится змей, очень сильно. Иногда они ей снятся, лет с тринадцати, тогда она не спит ночами, а потом засыпает днем. Тогда мы с ней уходим в лес, к дальнему озеру, и она спит там. Только сначала я клянусь, что если я увижу змею, то сразу её разбужу, — смеется. — Еще она воды боится и, на самом деле, не любит плавать. Ей противно опускаться в воду, только она говорит, что страх можно взять за горло и крепко его держать. Тогда вопрос проще: куда хотела поступать Соня?
— Она в торговом учится, — с уверенностью заявляется Рафида, победно смотря на Марата.
— Ага, а куда хотела? — обводя взглядом присутствующих. — Она журналистом хотела стать, её очерки печатали еще в школе.
— Ух ты, — присвистнул Амир. — Молодец — Соня!
— И самый простой вопрос. Самый. Как зовут отца Сони?
Все недоуменно переглядываются: мать, отец, бабушка — все знают, как зовут маму Сони, но отца… Что о нем говорить, «этот» — его имя.
— Эрнест. Его зовут Эрнест. А Соня — Софья Эрнестовна, — спокойно и с какой-то гордостью говорит Марат.
Переводя взгляд от Рафиды к Амиру, он продолжает:
— Она пичкает всех идиотскими рассказами о рыбах и головастиках, о танцующих драконах и говорящих птицах. Она придумывает игры по своим правилам, мы все время играем по её правилам, по её историям, но никто из вас не знает о Соне даже самых простых вещей. Никто.
— А ты знаешь? — настороженно произносит мама.
— Знаю, мам.
— И что ты собираешься делать? — Раф.
— Я женюсь на ней, — звучит слишком уверенно для такого заявления.
— Но она же не татарка! — в один голос вскрикивают бабушка и мама.
— Плевать! Мне плевать, я женюсь на ней, когда она захочет, если захочет, и мне плевать, что Софья Эрнестовна, — «Эрнестовна» с оттягом, — не татарка.
— Не моли чушь, — тихо, почти с угрозой, говорит отец.
— Угу…
Амир смотрит во все глаза на Марата, он давно отпустил плечи Назиры, его руки вцепились в край стола, он понял, к чему это «угу». Любой бы понял, любой…
— Марат, — шепчет мама. — ты же не… ты… не… мог…
— Мог. И сейчас могу.
Амир раньше, чем успевает понять, раньше, чем успевает взять себя в руки, раньше, чем успевает вздохнуть, вскакивает, оттолкнув стул, и подлетает к Марату. Схватив его за ворот рубашки, он глядит в спокойные глаза брата и хочет одного — стереть этот спокойный взгляд, уничтожить саму мысль о Соне в мозгу Марата, в своем мозгу, потому что в этот момент он понимает, что Марат взял то, что принадлежало Амиру. Взял просто, Амир сам отдал ему в руки Соню… И Амир не может его винить, он просто хочет стереть спокойный взгляд. В тот день Амир почувствовал боль, жгучую, наверное, такую чувствовала Соня несколько дней назад, когда шептала: «Пожалуйста»
Оттаскивает его отец, шипя в лицо, что Амир должен думать о своей жене, он должен уважать её, а не набрасываться на родного брата из какой-то… и ругательства тонут в недобром взгляде Амира.
Конец флешблека
В тот день Амиру удалось убедить Назиру, что дело всего лишь в том, что он приглядывал за Соней с детства, и ему просто не нравится, что Марат поступает так опрометчиво по отношению к Соне и к себе. Через час Амир видит, как Марат и Соня встречаются на середине улицы. Как он приподнимает Соню, прижимая к себе. Прокрутив её, как ребенка, Марат целует ее в щеку и, обняв, куда-то уводит. Отец недовольно ведет плечами, а Амир с удовлетворением замечает, что Марат не поправляет ей пряди волос.
Глава 6
Антон
Страна менялась… Все менялось, стремительно. Люди не успевали за этими переменами. Деньги обесценивались, в повседневность входили такие понятия, как инфляция, девальвация. Людям до этого не было дела, у людей не было денег, основная масса населения была озабочена одним — заработать. Росли рынки, китайские товары наводняли страну, новинки заполняли прилавки, в небытиё уходили анекдоты про Чапаева и Брежнева, в ходу мужик, который перепутал сникерс с тампаксом. Страну сотрясали теракты, страну разрывало на части, в стране шла война. Все это проходило мимо Сони.
Сначала появляется Ваня, и мама ограждает Соню от финансовых и любых других проблем. Соне нравится быть мамой. От Вани сладко пахнет, он её сын, Соня до невозможности, до боли под ложечкой любит своего сына, она