Кэрол Маринелли - Портрет миллионера
И как же ей сообщить ему свою новость?
Может, не надо?
Самолет начал снижаться. В Мельбурне начиналась зима, самолет пробивался через серые низкие тучи. Милли в тысячный раз представляла реакцию Леонида на ее внезапное появление.
Может, позвонить ему в номер и попросить встретиться с ней в баре? Может, стоило написать ему письмо, чтобы у него было время обдумать новость?
Последние недели, а возможно, и месяцы, Милли думала главным образом об этом. А сейчас, в момент прибытия в Мельбурн, она уже не могла отвлечься от мыслей о Леониде. Ей даже пришлось попросить иммиграционного чиновника повторить вопрос.
– Какова цель вашей поездки?
– Бизнес. И некоторые личные причины тоже.
– Меня интересуют личные причины. Иммиграционный контроль – единственное место на планете, где возможны подобные вопросы без риска услышать грубость в ответ.
– Я надеюсь на встречу с одним человеком, – хрипло выговорила Милли.
– Человек, с которым у вас роман?
– Не совсем. Я познакомилась с ним в свой прошлый приезд сюда, надеюсь и в этот раз увидеть его, вот и все.
– Где вы остановитесь?
– Я забронировала место в той же гостинице, что и тогда, – голос Милли становился все резче.
– Вы не собираетесь задержаться больше чем на месяц?
– Нет… Послушайте, есть какие-то проблемы? – Милли начала волноваться, что ее не впустят.
– Это я и пытаюсь выяснить. Можно посмотреть вашу страховку?
– Мой доктор не возражал против моей поездки. Я беременна, – она покраснела.
– Удачного пребывания у нас! – Чиновник, наконец, проштемпелевал ее паспорт.
Пройти таможню оказалось совсем просто. Ей сразу сказали:
– Хорошо проведите время в Мельбурне.
– Спасибо, – ответила Милли, берясь за свою тележку.
Тележка, нагруженная картинами, была довольно тяжелой. Возможно, поэтому таможенник предложил организовать ей помощь. Милли была тронута его дружеским отношением и, отказавшись, покатила свою перегруженную тележку через красную линию и раздвижные двери.
На мгновенье ее ослепили вспышки камер. В конце коридора, по которому Милли предстояло идти, она увидела группу фотографов, они что-то кричали.
Милли остановилась. Вероятно, за ней идут какие-то знаменитости, она мешает им. Оглянувшись, она увидела очень обычных людей: пожилую пару и молодую мать с ребенком лет трех.
– Сюда, мисс Андреас!
– Сюда, Милли!
Господи, они ждут меня.
Милли застыла в недоумении. В алчной толпе были люди с микрофонами. Неужели пара интервью и несколько строк в газете могут вызвать столь бурную реакцию? После длинного путешествия она выглядела не лучшим образом – растрепанная, без косметики, в свободных брюках и футболке. Ей захотелось повернуть назад.
Что им надо? Зачем здесь пресса?
Как раз в этот момент появился сам ответ на ее вопрос.
Это все из-за него.
К Милли направлялся человек, который владел ее мыслями вот уже шестнадцать недель… или сто двенадцать дней… или две тысячи шестьсот восемьдесят восемь минут. Она вычислила это в самолете.
В темно-сером костюме, в рубашке слепящей белизны, Леонид был еще более красив, чем в ее воспоминаниях. От его вида буквально дух захватывало. И он встречал ее, он шел к ней. Каждый атом ее тела стремился к нему, как в школьных опытах железные опилки тянутся к магниту.
Милли отпустила тележку, готовая бежать к нему, но что-то остановило ее. Его поза, выражение его лица… Стало ясно – хотя Леонид протягивает к ней руки и произносит ее имя, он не испытывает никакой радости от их встречи. Прищуренные глаза и желваки на щеках пугали ее.
– Леонид! Что происходит? – Фотовспышки слепили, Милли совсем растерялась.
Вместо ответа он крепко обнял ее и поцеловал в губы. Все было так же божественно, как она помнила все эти долгие шестнадцать недель, – его вкус, его запах, все, что она столько раз заново переживала в своих мечтах и снах, эта новая встреча, на которую она лишь надеялась. Но лед в его глазах делал все совсем иным. А его крепкое объятье просто ограничивало ее движения. Наконец он прошептал ей на ухо:
– Милли, молчи. Говорить буду я.
– Я не понимаю…
Кто-то – возможно, телохранитель Леонида – забрал у нее тележку, а сам Леонид, обняв Милли за плечи, повел ее сквозь толпу журналистов. У ее лица оказалось сразу несколько микрофонов. Посыпались вопросы:
– Когда появится ребенок?
– Собираетесь ли вы остаться в Австралии?
– Как давно вы знакомы с Леонидом?
– Когда вы намеревались сообщить Леониду о ребенке?
Ошеломленная, недоумевающая, Милли взглянула на Леонида. Она так долго обдумывала, как лучше рассказать Леониду о своих новостях, а, оказывается, эта новость – уже публичное достояние.
Вопросы сыпались на нее как удары, усиливая ее смятение. Наконец вмешался Леонид. С оттенком усталости от устроенного прессой цирка, он спокойно и властно обратился к голодной толпе:
– Надеюсь, вы понимаете, моя невеста устала от столь длительного путешествия.
Милли собиралась протестовать, но почувствовала, что он сжал ее запястье. Слава богу, подумала Милли, почувствовав, как у нее дрожат колени.
– Вопреки тому, что сообщал утренний выпуск вашей газеты, мы оба счастливы, что у нас будет ребенок, – Леонид произносил это, пристально глядя на женщину с портативным магнитофоном, которая заметно побледнела.
– Вы помолвлены? – Журналистка не забывала о своих обязанностях.
– Полагаю, слово «невеста» означает именно это.
Его сарказм и высокомерие не остановили журналистов.
– А как реагирует ваша семья?
– Они в восторге. С радостью ждут прибавления.
– Когда это произойдет? Назовите приблизительную дату.
– Достаточно вопросов. Моя невеста измучена.
И, не обращая больше внимания на вопросы, микрофоны и камеры, Леонид молча повел Милли к автомобилю, ожидающему их возле аэровокзала. Ее багаж и бесценные картины погрузили в багажник. Когда же водитель распахнул перед Милли заднюю дверцу, она на секунду ощутила сильное желание повернуться и бежать обратно, туда, где остались репортеры и фотографы. Это было бы гораздо лучше, чем встретиться лицом к лицу с Леонидом в тесном салоне автомобиля. В самолет – и домой: двадцатичетырехчасовой перелет предпочтительней встречи с ним. Его гнев был почти осязаем – и когда он молчал, и когда отрывисто говорил ей, что делать.
– Садись, – слова звучали как выстрелы, прекрасные губы бледны и зло сжаты.
Милли села. Только в этот момент она поняла, как сильно дрожит. Несколько минут водитель возился с багажом, и они с Леонидом оставались в машине наедине. Она старалась взять себя в руки и понять, как ей быть, как общаться с этим совершенно незнакомым, чужим человеком.
