Lied uber dich (СИ) - Емельянов
— В письме есть что-нибудь, что может дать нам зацепку? — спросит она, и Рагнвиндр почувствует как беспокойно всполохи ветра окружили её, как она заморгает, ожидая ответа, и распахивает глаза, словно умоляя не затягивать со словами.
— Там о том, что боги никогда не давали ей своего благословения, и он рад, что мы оценили его работу, — фыркает он, проходя глазами по сточкам вновь. — И отговорки от поисков, что она там, куда не посмеет ступить ни одна тварь бездны… Это же самый настоящий бред…
Магистр кивнёт, протягивая руку к бумаге, и Дилюк отдаст ей послание, опустив глаза на чужое лицо. Интересно, как она отреагирует на подобное послание? Быть может, у неё удастся вытащить хоть что-то ещё, помимо благодарностей в его сторону?
— Выходит… За твоей сестрой следили… И судя по чистейшему исполнению, следили достаточно долго. Откуда им вообще было знать что она живёт здесь, если это не знал даже ты?
Тот пожмёт плечами, вновь разворачиваясь к окну. Если слова её в ту ночь были правдой, то… Он ещё раз оглядывает комнату, понимая что судя по письму, никаким шпионом падшего государства она не была, а вот беглянкой оттуда — очень даже. Но если она действительно пережила произошедшее пять сотен лет назад, то почему здесь, в момент появления в их доме она всё равно оставалась ребёнком? Почему росла как подобает всем обычным людям? Что с ней успели натворить?
Строки вновь всплывают в голове.
Жизнь под звёздами изменила её…
…не осталось и пепла…
…должна была стать щитом.
Она сделала свой выбор задолго до той ночи. Она выбрала их, она никогда их не предавала… Она знала и была уверена в этом с самого начала, и совесть осторожно колет под рёбрами, робко соглашаясь с автором письма.
Он позволил ему забрать ту неизвестно куда, в насмешливом тоне пообещав беречь и не беспокоиться. Позволил себе отвернуться от неё, бросая в бездну собственных, не шибко понятных чувств и эмоций…
Случайно ослабил её, почти что столкнув в объятия самых страхов и опасений. Но тогда, ему казалось что это она — виновница всех бед, произошедших в ту ночь. И теперь ему предлагают помучиться и винить себя в том, что произошло?
Нет уж, спасибо…
Дилюк осторожно похлопает магистра по плечу и пожелает удачи в поисках, не изъявляя желания в этом участвовать и подозревая, что ему придётся вернуться в орден, за нежеланием оставлять город уязвимым.
И всё-таки… Он попросит информаторов узнать хоть что-то о его сестре ведь… Невозможно покинуть город так, чтобы никто и ничего об этом не узнал, верно?
Комментарий к Unheil
кто, а главное зачем, придумал сюжет в пвп?
Lebendig Begraben
Здесь безумно холодно. Альберих ёжится, оглядываясь по сторонам, прикрывает глаза, цепляясь за полы плаща хранителя, а после, слыша с его стороны спокойный выдох, понимая, что всё это происходит на самом деле, словно просыпается, невольно вздрагивая. Это так отвратительно… Горящий огнём след от зубов, что теперь навсегда останется с ней, хочется ей того или нет, привычное нашёптывание чего-то тёмного на ухо, словно всё это должно быть именно так, как есть, словно Дайнслейф — единственный истинный путеводный свет, в её жизни, словно иного желать греховно…
Но Кэйа упёрто продолжает верить лишь в то, что грех лишь в действиях рыцаря, так нагло ворвавшегося в её жизнь, переломав там всё к чертям и заявивший о том, что воссоздаст её заново, такой, какой она должна быть.
И если быть честными, то он тоже соврёт, ведь… Если всё шло так, как должно было бы, она бы давно мёртвой лежала в корнях Ирмансула. Но вместо этого ей протягивают огниво, коротко кивая на иссохшие ветви некогда великого дерева.
Ей предлагают сжечь один из своих кошмаров… Чтобы освободить почву для новых. И она вздрогнет, заметив небольшой пузырёк огненного масла в чужих руках. Он уверен в том, что это правильно, он готов порвать с прошлым, готов предать его забвению, чтобы идти вперёд. Очистить свои мысли, сжигая их вместе со стволом и корнями. Старое дерево натворило слишком много зла, прорастая в чужих глазах, обрекая своих избранников на заточение, сначала в сырых стенах тюремной башни, а после среди обширных корней и нигде более не быть им счастливыми…
Когда белое дерево вспыхивает алым пламенем, Кэйе становится легче. Словно скверна, участь, наложенная чёртовым растением спадает с плеч, и позабытая синева вновь проступает на золоте, насмехаясь над отчаянными попытками людей Каэнрии вырвать свой шанс на жизнь из крепких рук селестии и природы. Сжигая дерево, она предаёт их забвению, обесценивает всё, ради чего её мучили, стирает, словно это не часть прошлого, которым следовало бы гордиться, словно это не что-то великое, что следовало бы постараться вернуть, нет… Прошлое для Кэйи — издевательская шутка от жизни.
Словно шептала она: «Живи, дитя…» А потом безо всяких предупреждений и намёков, скидывала в тёмные пучины, запахом гнили глубоко в ноздри забираясь и неподготовленное детское тело в стены отшвыривая. Жизнь смеялась, когда тяжёлый металл окольцовывал руки, смеялось и дерево, скорейшему приёму пищи радуясь.
А после, словно услышав мольбы о пощаде, жизнь обрушивает на её тюремщиков небо, довольно улыбаясь и снисходительно разрешая побыть счастливой ещё немного, самую малость, чтобы не забывалась… И видимо, почувствовав как она привыкает к существованию под звёздами, отбирает у неё это, посылая приветствие из прошлого в лице рыцаря.
Присев у горящих ветвей, она обращает свой взгляд на рыцаря и поджимает губы. Ей бы сбежать, сбежать, оставляя позади себя всех и вся, бежать, зная точно, что метку стоит свести как можно скорее, вот только, от одних только мыслей, что-то неприятно колет на кончиках пальцев. И она почувствует проступившие в уголках глаз слёзы, обнимет себя за плечи, и спрятав лицо в ладонях, вздрогнет, не слыша того, как мягко тот опустится рядом с ней.
— Почему ты так поступил? — всё-таки слетит с её уст, прежде чем чужие пальцы медленно проведут по линии позвоночника. — Почему из всех возможных людей, способных на подобную подлость, это оказался
