Барбара Картленд - Проданная невеста
— Что же это? — поинтересовался Дэвид.
— Я хочу, чтобы ваша сестра показала мне дом, а после этого, если вы не против, пройдемся вдвоем по имению, и вы мне все объясните. Может, посчастливится потолковать с кем-то из фермеров или жителей деревни.
— Да, конечно, — согласился граф.
— Тогда идемте завтракать.
Уинтон взглянул на Эйлиду, и она, словно подчиняясь повелению, молча направилась к двери; мужчины последовали за ней.
Эйлида была ошеломлена планами Уинтона, чувствовала себя напуганной и злой, однако была вынуждена признать, что завтрак восхитителен.
Она съела утром только ломтик тоста с медом, а вчера вечером — маленький кусочек крольчатины.
Когда они уселись за стол в малой столовой, где накрыли к завтраку, Эйлида почувствовала, что зверски голодна.
То же самое испытывал и Дэвид, и оба они не без труда удержались от того, чтобы не наброситься с жадностью на прекрасный паштет, подданный в самом начале завтрака.
За паштетом последовала лососина, выловленная накануне, потом заливной цыпленок, обложенный устрицами.
Если бы за столом вместе с ними не сидел мистер Уинтон, думалось Эйлиде, они с Давидом не просто радовались бы вкусным блюдам, но громко смеялись бы от восторга: все это напоминало о трапезах богов на Олимпе.
Мистер Уинтон, поняв, насколько они голодны, некоторое время почти не разговаривал. Но как только были утолены первые муки голода, он завел разговор о доме. Он очень тщательно расспрашивал о его истории сначала Дэвида, потом Эйлиду.
— Блэйкни были государственными деятелями и военачальниками в течение веков, — говорил граф. — Как вы, вероятно, уже знаете, они упомянуты во многих исторических сочинениях, которые есть у нас в библиотеке, вы их легко найдете.
— Я предпочел бы послушать вас, — заметал Уинтон.
Обращался он к Дэвиду, но смотрел при этом на Эйлиду, а та огорченно думала о том, как он использует генеалогическое древо Блэйкни для придания себе веса в высшем свете. Что ж, он получит возмещение своих расходов!
И она нарочно заговорила о влиянии своих предков при дворах королевы Елизаветы и Карла Второго. Рассказала и о том, что они были крупными государственными деятелями в правление королевы Анны, и многословно поведала, как герцог Мальборо хвалил — много раз! — одного из генералов Блэйкни в своих донесениях.
Только во время паузы в этих панегириках успехам и значительности предков заметила Эйлида, как поблескивают глаза у мистера Уинтона: он явно разгадал причину ее красноречия.
«Я его ненавижу!» — в который уже раз подумала она.
Ее одолевало почти неукротимое желание встать из-за стола и указать Уинтону на дверь.
О, если бы они с братом обнаружили сокровище, спрятанное в дымоходе или в потайной комнате, о которой они раньше не ведали!
Она придумывала множество подобных историй во время бессонницы. Ей частенько не спалось из-за голода или оттого, что она со страхом размышляла о будущем.
А теперь приходилось осознать, что единственное найденное ею с братом сокровище находится в кармане у мистера Уинтона.
Мысли беспорядочно теснились у Эйлиды в голове, и тут она заметила, что Уинтон наблюдает за ней, и тотчас испугалась: а вдруг он догадался, о чем она думает?!
После еды принесли кофе, приготовленный из замечательно ароматных кофейных зерен, смолотых очень мелко; Эйлида давным-давно не могла себе позволить такой кофе.
— Если вы закончили, — сказал мистер Уинтон, — то давайте начнем наш обход. Я велю своим слугам отнести все, что осталось, в вашу кладовую, там уже находится несколько блюд, привезенных мной из Лондона. Уверен, что вечером они порадуют вас.
И снова Эйлиде захотелось сказать, что они обойдутся без его помощи, но она знала, что это неправда. Нынче у Гловера столько хлопот в конюшне, что он вряд ли найдет время поймать кролика. И они с братом остались бы голодными, не будь припасов мистера Уинтона.
Вслух Эйлида произнесла:
— Вы уже видели библиотеку и банкетный зал. Из более или менее интересных комнат на этом этаже осталась только гостиная.
Она открыла дверь, Уинтон заглянул в гостиную и не сказал ни слова; тогда Эйлида пошла вперед к лестнице. Поднимаясь по ступенькам, она живо представляла, как он, следуя за ней, сверлит ей спину своими стальными глазами.
Одну за другой открывала Эйлида двери парадных спален.
В первых двух все выглядело ужасно из-за обвалившегося потолка. Штукатурка валялась кусками по полу и по кроватям.
В следующей комнате Эйлида раздвинула занавески, чтобы показать роспись на потолке и резьбу на дверях.
Мебели в комнате не осталось, если не считать кровати, которую никто не пожелал купить, — слишком уж она была велика.
Они переходили из одной комнаты в другую; все они были почти пустые, разве что стоял где-нибудь в углу сломанный стул или висело на стене треснувшее зеркало в позолоченной раме.
Наконец они добрались до комнаты, где спала Эйлида. Она собрала сюда все, что не удалось продать, задрапировала кровать муслиновым пологом.
В комнате стоял аромат цветов, расставленных в вазах на туалетном столике и на комодике с другой стороны кровати.
Эйлида заметила, что мистер Уинтон смотрит на цветы.
Понял ли он, что их свежесть и красота — нечто вроде компенсации за грязь и запустение в других комнатах дома?
— Это моя комната, — холодно и даже надменно произнесла Эйлида. — А следующая дверь ведет в покои хозяев. Они состоят из спальни графа, которой теперь пользуется Дэвид, спальни моей матери и ее будуара.
Она показала мистеру Уинтону и эти комнаты; по ее мнению, на него сильное впечатление произвела огромная резная кровать графа. Четыре столба поддерживали балдахин; шелковые красные занавеси выцвели чуть ли не добела. Однако искусно вышитый герб над изголовьем сохранил яркость красок, словно его изготовили совсем недавно.
Ковров на полу не было, а сам пол следовало бы вымыть и натереть.
Из мебели в спальне, кроме кровати, стояли еще комод попавший сюда из комнат для прислуги, и стулья, в которых, как полагали, завелись жучки-древоточцы, и потому на продажу стулья не годились.
Над камином висел портрет деда Эйлиды и Дэвида; художник изобразил его в одеянии пэра. Портрет, давно не протиравшийся, покрытый пылью и копотью, очень потемнел, рама была повреждена.
Эйлиде почудилось, что дед взирает на незнакомца со всей силой аристократического неприятия по отношению к выскочке, вознамерившемуся завладеть фамильным домом с целью поднять собственный престиж.
«Ты прав, дедушка, он самый настоящий выскочка», — мысленно согласилась Эйлида с дедом.
