Ольга Некрасова - Кого ты выбрала, Принцесса?

Некрасова Ольга

Кого ты выбрала, Принцесса?

1

На Щукинской оптовке, в междурядье, посреди шаркающей ногами визгливой толпы, опустившись прямо на заплеванный асфальт, сидела Шарон Стоун. Минуту назад её джинсовый костюм можно было назвать безупречно белым.

Во-первых, не джинсовый костюм, а стрейчи и блузку с жилеткой. Стрейчи пропали безнадежно. Надо же было какому-то паршивцу выплюнуть на асфальт жвачку. Зеленую. А во-вторых, не Шарон Стоун. Спасибо за комплимент, но чужого нам не надо. Хотя блондинка — да, натуральная, и при вечернем освещении, с макияжем… Господи, что за чушь лезет в голову! А мы, между прочим, участковый врач-терапевт, и неплохой, говорят, и у нас, между прочим, прием. Бабка Поточина уже засовывалась в кабинет, и, как всегда, без очереди. Оттащили. Интересно, кто там с ней справился? Бабке Поточиной не нравится ее собственная моча. Нам наша тоже не нравится, но мы не таскаем ее банками, весь утренний сбор, и не брякаем бабке Поточиной на стол. А она таскает и брякает, и это гораздо большая чушь, чем макияж при вечернем освещении.

Рядом, неестественно подвернув ногу, навзничь лежал мальчик лет шести. Подтянув его за обмякшие плечи, кинодива… Ну сколько можно? Уже не смешно!…положила голову мальчика себе на колени.

— Нож! — крикнула она. — Даст мне кто-нибудь нож?!

А все опять-таки жвачка, маленький комок в дыхательном горле. Еще минута — и потеряли бы мальчишку. Задохнулся бы. Младше моего Димки. Запретить эту жвачку насовсем. Димке точно запрещу.

Нож был у отца мальчика — складной, из тех, что называются швейцарскими офицерскими. Над ними посмеиваются, мол, самые офицерские приспособления: штопор, маникюрные ножницы и пилка для ногтей. И два маленьких бритвенно-острых лезвия. Ломая ногти, отец мальчика раскрыл лезвие и протянул нож блондинке. Он еще не понимал, что она собирается сделать. Но сын умирал у него на глазах и надо же было делать что-то!

Трахеотомия. Простенькая операция, любой фельдшер со «скорой» сделал бы. Но на публику эффект производит: ножом — в горло! Охи, визги, кто-то не по уму усердный хватает за руки, а у меня палец введен в разрез, нож в правой руке, с ножа капает, и уже кричат: "Милиция!", и накачанный идиот-охранник с дубинкой бежит разбираться без милиции. До сих пор синячище на спине…

Дело решили секунды. И чайник, дешевый стеклянный чайник, стоявший на прилавке. Отец мальчика точным ударом отколол носик и сунул его в руку блондинке. Осторожно введя…

Дальше вранье пошло сплошным потоком. Прямо героем выходил этот отец мальчика, который на самом деле стоял столб столбом, и его можно понять. А про «афганца» — ни слова. Как будто не он урыл идиота-охранника и заслонил Наталью с мальчиком от толпы. Кстати, почему она решила, что он «афганец»? Вот Мишка был «афганец», а этот — совсем еще мальчик, лет на десять моложе Мишки. «Чеченец», что ли? Не сырой, в общем, парень, такие спинным мозгом чувствуют, когда и чьих приказов слушаться, а когда действовать самому. Вот он и отколол носик от чайника. И нож подал тоже, кажется, он. Хотя нож был — мальчикова отца, висел у него на поясе в кожаном чехольчике.

— Ну как? — спросил журналист. Он сидел через стол от Натальи и читал свою статью вверх ногами. Пытался угадать, какие места ей не нравятся. А то, что не нравятся, видел прекрасно: Наталья специально корчила самые кислые гримасы.

— Это вам отец мальчика наговорил? — вместо ответа поинтересовалась Наталья и, поводив по строчкам пальцем, нашла имя, которое на самом деле помнила давно и хорошо. — Павел Костомаров?

Журналист — ушки на макушке:

— А что?

На нем был велюровый пиджак табачного цвета. За тысячу долларов или, может быть, за три. Наталья к таким вещам даже не приценивалась. Ужасно ее раздражал этот пиджак. И бабка Поточина в коридоре.

— Да, в общем, ничего. Знаете… — Имя журналиста она тоже помнила, но демонстративно взглянула на подпись под статьей. — Георгий…

— Можно без отчества.

— Извините, не привыкла. — Наталья вела себя как стопроцентная стерва. И от этого испытывала удовольствие.

— Анатольевич.

Еще взгляд на подпись, будто имя журналиста — такая неважная мелочь, что уже успело вылететь у нее из головы.

— Знаете, Георгий Анатольевич, у вас вот это… — Она поддела журнал со статьей кончиком обкусанной ручки (ужасная привычка у Димки, хоть мажь эти ручки горчицей). — А у меня вот это… — Кончик описал в воздухе кривую, указывая на заваленный медицинскими картами стол, клеенчатую кушетку и стены кабинета.

С глянцевого цветного снимка во всю журнальную страницу улыбались Павел Костомаров с сыном. Они точно прошли бы тест на улыбку «Пепсодент». Третьей на снимке была грудастая блондинка с пустым белым пятном вместо лица. Заголовок: "Ищут прохожие, ищет милиция…" А кабинет был по-медицински чист и по-медицински убог. На покрывавшей стол бумаге остался круглый след от банки — напоминание о последнем визите бабки Поточиной или одной из сотен таких же полоумных бабок.

— У меня вот это, — повторила Наталья. — Так что ступайте, Георгий Анатольевич. Ступайте, ничего я вам рассказывать не буду.

— У вас то же, что и у меня, — возразил журналист и ткнул пальцем в блондинку на фотографии. — Вот здесь должен быть ваш снимок. Теперь я не сомневаюсь, что это были вы.

— Думайте что угодно, — устало сказала Наталья, — а я вам этого не говорила.

— Ну почему?! Вы спасли ребенка — понятно, долг врача и человека. Дождались «скорой» и ушли, не назвавшись, — тоже понятно: там было не до вас, а вы, кажется, не из тех, кто напрашивается на благодарность. Но теперь-то вас нашли. Я вас нашел! — уточнил журналист, и Наталья подумала, что не признается ему ни за какие коврижки. Шарон Стоун… Справедливости ради он ее нашел? Нет, чтобы написать новую статью и заработать. И нечего изображать Деда Мороза.

— Поточина! — крикнула Наталья, и в приоткрывшуюся дверь тут же всунулась старушечья клюка.