Ребекка Брэндвайн - Роза восторга
– Твою жену!? Боже мой, Воррик, но я не знал, что она твоя жена, клянусь! Ты знаешь, что я никогда бы не притронулся к ней! Ради Бога, брат! Это правда, даю тебе слово!
Изабелла не знала, чему она была больше удивлена: тому, что этот лорд, оказывается, был братом мужа, Мэдогом, хотя когда он поднялся, она тут же увидела сходство, или же тому, что Воррик не обвинил ее в случившемся.
– Леди Хокхарст, – Мэдог повернулся к ней, – я извиняюсь. Мне в самом деле искренне жаль. Если бы я понял…
– Конечно, вы не стали бы меня трогать, – напомнила Изабелла, все еще напуганная и расстроенная и еще больше рассерженная. – Странное у вас отношение к женщинам, милорд. Вы пользуетесь только простыми девушками, которые беспомощны перед вами! Предупреждаю вас, если только вы попытаетесь здесь изнасиловать хотя бы одну из женщин, независимо от ее положения, вы почувствуете сталь моего мужа. Я не знаю, как обстояли дела до тех пор, пока я не приехала в Хокхарст, но теперь вы поймете, что все очень изменилось.
– Браво! – воскликнул женский голос, одобрительно захлопав в ладоши. – Женщина должна свободно отдавать свое тело, им нельзя пользоваться, как имуществом.
В воцарившемся виноватом молчании все мужчины посмотрели на женщину и покраснели. Они почувствовали себя так, как мальчишки, совершившие какой-то непростительный проступкок, а их в это время заметили. Если бы Изабелла не была так раъярена, то рассмеялась бы над выражением их лиц.
– Прогрессивная мысль для твоего возраста, мать, – наконец, сказал Воррик и, шагнув вперед и низко поклонившись, поцеловал руку женщины.
Кэрливел, поспешно отпустил своего брата Эмриса (оказывается эти уэльсцы были слишком вспыльчивы) и последовал примеру брата. Изабелла смотрела на мать Воррика, леди Хвилис Овейн.
Хотя Изабелла и догадывалась, что женщине, должно быть, под сорок, но годы были милосердны к леди Хвилис. Она была высокой и стройной, а ее грациозность свидетельствовала о том, что она была дочерью пустошей и лесов, как хорошо было известно Изабелле, ведь она сама была такой же. Роскошные каштановые волосы Хвилис свободно спадали до талии – это говорило о том, что она считает Хокхарст своим домом, потому что ни одна женщина не вышла бы с неприбранными волосами из своего фамильного замка. Матового цвета кожа была гладкой, как у молодой девушки и была отмечена лишь несколькими линиями вокруг изумительно голубых глаз, которые загадочно блестели.
У нее было такое же приятное лицо, такой же прямой орлиный нос и такие же чувственные губы, как и у всех ее сыновей. Но она была некрасива. Однако, это сразу не бросалось в глаза. Когда она улыбалась, как сейчас, то все лицо Хвилис озарялось тем редким внутренним светом тех счастливцев, которым удалось познать, что значит жить и любить сполна.
Она протянула руки жене Воррика. Изабелла взяла их и сразу почувствовала в матери графа странное умиротворение, которого она никогда не знала, но к которому всегда стремилась.
– Миледи, – прошептала она и, упав на колени, прижалась лбом к рукам Хвилис.
Если Воррику и всем остальным показалось это приветствие странным, то Хвились так не подумала. Она крепко сжала ладони Изабеллы, подождав, пока глаза девушки просохнут от внезапно нахлынувших слез. Мать графа осторожно подняла за руки Изабеллу и поцеловала ее.
– Значит, вы жена Воррика, – вздохнув, сказала Хвилис. – Я боялась, я так боялась, но теперь вижу, что бояться нечего.
Если сыновьям Хвилис слова матери показались странными, то Изабелла все поняла.
– Да, миледи, – мягко ответила она.
Воррик как-то почувствовал, что между его матерью и женой происходит нечто, имеющее огромное значение, но он не мог понять, что же это было. Только спустя много лет, он понял, что в тот первый момент их встречи Хвилис почувствовала, что Изабелла любит его, причем всем своим сердцем.
Наконец, тишину нарушили животные, которые вернули всех, в том числе и хозяйку, в настоящее. Воррик представил девушке своего брата Эмриса, затем рассказал им всем о зверинце.
Особенный интерес к зверинцу проявила Хвилис. Она погладила всех животных, пока Изабелла спокойно стояла, чувствуя, что животные примут мать Воррика, как и его жену.
– А это кто такой? – спросила Хвилис, направляясь к Рагнору, который сидел на насесте. – Это кто?
– Это Рагнор, миледи, – ответила девушка, сажая сокола себе на плчо. – Это мой любимец, свадебный подарок короля.
– А что с ним случилось?
– Я не знаю, миледи. У него было сломано крыло, и хотя я его выправила, по каким-то необъяснимым причинам он все-таки не сможет летать.
Некоторое время Хвилис задумчиво смотрела на птицу. Потом обратила свои голубые глаза на Воррика, затем на Изабеллу, и между ними возникла опять какая-то невидимая связь.
– Не бойся, он пока еще не готов, но когда придет время, Рагнор полетит, обещаю тебе.
ГЛАВА 29
Раньше Изабелла понятия не имела, что значит быть частью большой семьи, но с приездом Хвилис, Мэдога и Эмриса вскоре она поняла. При этом даже больше, чем на Рождество, замок ожил, наполнившись каким-то радостным ожиданием. Девушка не знала даже, чего и ожидать. В один момент все четверо братьев могли смеяться, как лучшие друзья, а через минуту могли схватить мечи, как злейшие враги. Однако, их горячие споры, порождаемые вспыльчивостью, обычно ничем серьезным не заканчивались. Ведь между ними существовала кровная связь, столь сильная, как между Изабеллой и Гилом. Отличалась она только тем, что братья были разными. Они были высокими, широкоплечими и немного были похожи с лица, но на этом их сходство заканчивалось. Мэдог, старший брат, унаследовал от своего отца Брин-Дайфида черные волосы, которые поразительно контрастировали со светлыми голубыми глазами, унаследованными от матери. Самый воинственный из четырех, он имел ум (когда он не был занят ухаживаниями за хорошенькой девушкой) с холодным расчетом боевого стратега и выявлял слабые места своих противников. Он считался блестящим военным полководцем и опасным противником, и те, кто когда-то пытались вырвать у него его имение Гвендрез, понимали, что уже в возрасте пятнадцати лет Мэдог не нуждался в чьей-либо защите. Он наказал своих врагов (без помощи дедушки, которую тот любезно предлагал) и заставил их убежать в свою крепость, поджав хвосты. Теперь, в возрасте тридцати лет, на Уэльсе было лишь несколько человек, которые осмеливались идти наперекор ему. Он был почитаемым лордом, носившим эмблему Василиска.
Воррик, унаследовавший каштановые волосы с золотистым отливом и янтарные глаза своего отца, был человеком настроения и самым загадочным из всех четырех. В сражении он исполнял свой долг и был хорошим воином, пожалуй, гораздо лучшим, чем другие, но сражения не захватывали его так, как Мэдога. Он, конечно, был более чувствительным, но очень замкнутым – вокруг него были стены, через которые проникнуть с целью узнать его получше, было невозможно, и даже трудно было к ним приблизиться. Очень часто он погружался в раздумья и становился отрешенным, даже безразличным ко всему окружающему. Даже к тем, кого он любил, и им следовало понимать, что не стоит мешать его уединению. Это понимали только Изабелла и Хвилис. Из-за того, что он скрывал свои чувства за маской, в возрасте двадцати семи лет он был самым опасным из братьев но той простой причине, что было абсолютно невозможно догадаться о его намерениях.
