Лавирль Спенсер - Колибри

– И о чем они скажут?

– О витрине, конечно, заполненной всякими туфлями, взывающими к их тщеславию или, может быть, даже к тщеславию их мужей. Такие небесные туфли они не видели ни разу в жизни, они прямо с Востока!

Разумно это было или нет, но мисс Абигейл спросила:

– Красные туфли?

– Что? – Дэвид моргнул.

– Красные туфли, я говорю. Женщины будут описывать красные туфли?

– Ну... ну, да, некоторые из них. Красные туфли, такие же как у тебя.

Они оба знали, что Абигейл не носила те красные туфли с того первого и последнего вечера, когда Дэвид пригласил ее на обед.

– Тебе... тебе ведь нравятся красные туфли, р... разве нет, Абигейл?

Она подошла к нему и села на корточки.

– Пожалуйста, пойми меня, Дэвид. Они мне нравятся, потому что они от тебя, но я...

Когда она замешкалась, Дэвид начал настаивать:

– Продолжай.

Она посмотрела ему в лицо, потом отвела взгляд в сторону, нервно встала и повернулась к яему спиной.

– Знаешь, что сказал мистер Дюфрейн, когда увидел их?

При упоминании Дюфрейна Дэвид моментально ощетинился.

– А какое отношение к этому имеет Дюфрейн?

– Как ты знаешь, он был здесь в тот день, когда их доставили.

Потом, прежде чем добавить, Абигейл решительно повернулась к Дэвиду лицом.

– Он назвал их туфлями для проститутки. Дэвид сжал губы, его лицо побагровело.

– Зачем ты его вспомнила? Какая разница, что он думает?

В ее голосе послышалась мольба.

– Затем, что я хочу, чтобы твое дело процветало. Я хочу, чтобы ты осознал, что здесь, на Разъезде Стюарта, люди не станут носить красные туфли, но износят огромное количество ботинок и обычных, практичных туфель. Если ты собираешься преуспеть, тебе необходимо это понять. На Востоке, где яркие цвета в моде, такие туфли прекрасно продаются и носятся. Здесь все по– другому. Ты смотришь на эти туфли с точки зрения продавца. А люди здесь, в основном женщины, более консервативны. Не важно, насколько сильно они восторгаются ими в душе, но большинство женщин не станут мечтать о такой покупке. Только по этой причине я и упомянула мистера Дюфрейна, так как его замечание отражает взгляды этого города.

– Абигейл, – губы Дэвида сжались, желваки напряглись. Он полностью забыл причину, по которой Абигейл начала монолог. Его умом завладала лишь одна мысль. – Ты сказала, он назвал тебя проституткой.

– Абигейл ответила, не подумав:

– Ах, нет, он просто ревновал, вот и все. Дэвид вскочил на ноги и вскрикнул. Абигейл, поняв свою ошибку, попыталась ее сгладить.

– Мы удалились от темы разговора. Мы говорили о ботинках, которые тебе разумнее всего заказать.

– Ты говорила о ботинках, которые мне разумнее всего заказать. Я спрашивал о том, что заставило Дюфрейна ревновать. В конце концов, между вами было что-то?

Дэвид Мелчер становился удивительно самоуверенным и острым на язык, когда упоминалось имя Дюфрейна. У него появлялась властность, которая обычно ему была не свойственна.

– Нет! – выкрикнула она – слишком поспешно, – потом, успокаивая себя, повторила более тихо: – Нет... между нами ничего не было. Он был ужасным, невнимательным и вел себя оскорбительно, как только ему подворачивался удобный случай.

Но она знала, что это была не вся правда, и не смела посмотреть Дэвиду в глаза.

– Тогда почему его заботило, присылаю ли я тебе туфли или нет? После той сцены в постели утром, когда я ушел, я бы скорее подумал, что он из тех, кому нравятся красные туфли, если то, что ты сказала, правда, и они действительно считаются неприличными.

Непреднамеренно Дэвид попал на одно из противоречий в поведении Джесси Дюфрейна, которые терзали мисс Абигейл все недели с момента его отъезда. То, что столь частые тайные мысли Абигейл выразил словами кто-то еще, привело ее в замешательство.

– За него я не в ответе, – сказала она, – и я не думаю, что ты можешь меня упрекать. В конце концов, мы с тобой не более чем...

Но она вдруг остановилась, досадуя на саму себя. Она опустила глаза и принялась теребить пуговицу на манжете. Она по– настоящему не знала, что Дэвид и она значат друг для друга. Он был воплощением вежливости все то время, пока они работали вместе над планами магазина. Единственная перемена – и это было понятно – заключалась в том, что они начали обращаться друг к другу по имени. Дэвид больше не делал попыток поцеловать ее или хотя бы дотронуться до ее руки. Никаким другим способом он не показывал, что ухаживает за ней. Она предполагала, что он думает, будто обидел ее, напившись и поцеловав перед всеми жителями Разъезда Стюарта Четвертого июля и с тех пор, из-за своей чрезмерной вежливости, пытается загладить вину.

Дэвид сказал, снова властно, без обиняков:

– Я не хочу, чтобы имя этого человека упоминалось впредь между нами, Абигейл.

Ее глаза резко взметнулись вверх и встретились с его взглядом. По какому праву он приказывает ей? Они не помолвлены.

Дэвид внезапно смягчился. Ветер поднял коричневые волосы у него на лбу. Выражение глаз стало задумчивым. Он стоял, перенеся вес на здоровую ногу– он часто делал так, возможно, потому что другая нога побаливала – и это придавало ему расслабленный вид, особенно когда он засовывал большой и указательный пальцы в карман жилетки, где он носил часы.

– Абигейл, что ты хотела сказать только что? Что я и ты не более чем что? Ты не закончила.

Как она могла закончить? Она проговорилась. Ему бы самому надо было закончить и понять, что она имела в виду. Абигейл привыкла быть с ним, и большую часть времени наслаждалась его обществом. Время от времени она думала о своей утерянной невинности и о том, что должна прекратить поощрять Дэвида, но с течением времени вспоминала об этом все реже и реже. Дэвид же по-прежнему не делал никаких попыток сблизиться и, казалось, даже не помышлял об этом. У них установились платонические взаимоотношения. Примерно такой ответ Абигейл и выдумала.

– Я хотела сказать деловые партнеры, но мне показалось, что на самом деле это не так. Бизнес полностью твой.

Она не смела взглянуть ему в глаза.

– Я считаю, что он наполовину и твой. Ты сделала так много и даже бо... больше меня.

Как только разговор касался чего-то личного, Дэвид начинал запинаться. Во время разговоров о магазине его энтузиазм поддерживал уверенность в голосе. Но теперь, оказавшись в опасной близости от того, чтобы внести ясность в их отношения с Абигейл, он снова стал чрезвычайно робким.

– Я сделала не больше, чем сделал бы любой друг, – сказала Абигейл смиренно, надеясь, что Дэвид не станет возражать.

– Нет, Абигейл, ты сделала гораздо больше. Я даже не знаю, как бы смог все это сделать без тебя. Ты... и твои суждения н... намного лучше моих.