Лора Бекитт - Знак фараона
— Что-то случилось? — спросила Тия, переводя взгляд с брата на мужа.
— Садись, — сказал Мериб.
Он выглядел осунувшимся, но боль и страдания, совсем недавно омрачавшие взгляд, ушли. В глазах осталась только усталость.
Тия опустилась на скамью. Хнут поправила подушки за спиной Мериба, и он произнес:
— Я специально позвал Тимеса. Он составит прошение о расторжении нашего брака.
Молодой женщине почудилось, будто внутри что-то рушится, и вместе с тем она ощутила, как в сердце разгорается жаркое пламя.
— Но... почему? — прошептала она.
— Потому что так будет лучше для всех нас. Хотя мы разводимся по взаимному согласию, все же придется указать причину. Супружеская измена не подойдет, поскольку в этом случае тебя ждет наказание, — невозмутимо продолжал Мериб. — Однако моя болезнь может показаться жрецам достаточным основанием. Ты молодая, здоровая женщина, а я превратился в калеку.
— Я тебе не изменяла! — быстро произнесла Тия и покраснела.
Один из уголков его губ пополз вверх, а взгляд помрачнел.
— Ты не можешь дать мне любви, Тия, а жалость мне не нужна. Это поймет каждый, кому знакомо слово «гордость». Ты получишь половину имущества и сохранишь репутацию порядочной женщины. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Больше мне не о чем тебя просить.
Тия уронила руки на колени и проговорила упавшим голосом:
— А дети?
— Когда ты будешь готова покинуть мой дом, мы поговорим и об этом. Поверь, я ничего не собираюсь у тебя отнимать.
Голос Мериба звучал спокойно и ровно, разве что слишком отстраненно и холодно. В его душе затаилась обида. Обида на нее, Тию, за ее обман и измену, на судьбу, которая разрушила его жизнь. С той минуты когда его состояние начало улучшаться и стало ясно, что он не умрет, архитектор обращался с женой так, словно между ними была глухая стена.
В глазах молодой женщины блеснули слезы.
— Чем ты намерен заняться, Мериб?
— Строить гробницы мне уже не придется, но я не жалею. Последняя усыпальница, в строительство которой я вложил так много сил, оказалась неудачной. Я стал жертвой собственного творения. Слава богам, мои глаза и руки целы. Я займусь тем, чем мечтал заниматься еще в юности: рисовать. Благо, у меня есть помощник — мой сын.
Хнут стояла рядом с Мерибом как верный страж; по лицу девушки нельзя было догадаться, о чем она думает и что испытывает в эти минуты. Однако когда господин произнес ее имя, она смутилась и затрепетала.
— Тот свиток, в котором записано распределение имущества, хранится у тебя, Тимес?
— Да.
— Найди его и прибавь: награда Хнут увеличивается до двадцати дебенов.
Девушка вспыхнула.
— Зачем мне деньги!
— Затем, зачем и свобода. Отныне ты сама себе госпожа и можешь распоряжаться собой. Иди куда желаешь и делай что хочешь.
— Золото не даст мне того, что я хочу получить. Я желаю быть рядом с тобой.
Архитектор усмехнулся.
— Зачем я тебе?
— Ты знаешь зачем, — прошептала девушка.
Мериб смотрел на женщин, одну из которых он хотел, но был вынужден отпустить, вторую не желал, но должен был оставить при себе.
Когда-то Хнут в самом деле очень нравилась архитектору, она нравилась ему и сейчас. Она сделала для него много такого, о чем он предпочел бы забыть, потому что не знал, сумеет ли ей отплатить. Эта молодая женщина была по-собачьи пре-дана ему, тогда как он сумел принести ей одно только горе.
Мериб устало закрыл глаза и открыл их, когда Тия спросила:
— Ты говорил, будто видел иной мир. Скажи, там что-нибудь есть?
— Там есть все, о чем говорят люди, и даже больше. Но нам не надо туда спешить.
Тия помедлила.
— Я давно хотела спросить, — нерешительно начала она, — правда ли, что ты оговорил моего отца, из-за чего ему пришлось уехать из Фив в Эффе?
— Правда. Я выручал Джедхора, — ответил Мериб и коротко добавил: — Прости.
— Я тебя не виню, — сказала Тия. — Если бы Анхор остался в Фивах, моя судьба могла сложиться иначе.
Мериб поднял брови.
— Так ты не жалеешь?
— Жалеть о своей судьбе так же бессмысленно, как сетовать на богов, — ответила женщина.
Последующие недели Тия жила с чувством, какое, должно быть, испытывают люди, когда глядят на высохшую, потрескавшуюся землю, не веря в то, что она способна принять семена, которые затем дадут всходы.
Через месяц Тимес принес из храма известие о том, что жрецы согласны считать брак Мериба и Тии расторгнутым. Такие вещи случались нечасто, но архитектор не раз приносил Амону щедрые дары, а боги, как известно, чаще откликаются на просьбы тех, кто привык окружать их богатством и блеском.
Мериб сказал, что не стоит сообщать об этом детям, дабы избавить их от лишних переживаний.
— Пока ты не решишь изменить свою жизнь, — добавил он.
Тия ждала ровно десять дней, а потом, поборов неуверенность, отправилась к Уне. Душа молодой женщины была полна тревожных сомнений и предчувствий.
Уна была в доме одна, не считая слуг; она приняла Тию вежливо, но настороженно и прохладно. Хозяйка предложила гостье сесть. Они находились в одной из великолепно обставленных комнат особняка. В высокие окна струились потоки света. Солнце переливалось на поверхностях мебели, выложенной мозаикой из разноцветного дерева или украшенной металлическим орнаментом.
Тия с болью глядела в лицо хозяйки дома, находя в нем знакомые, родные черты, черты своего любимого.
— Как здоровье твоего мужа? — спросила Уна.
— Благодарю. Ему значительно лучше.
— Он сможет ходить?
— Надеюсь, что да.
— Я догадываюсь, что привело тебя в мой дом, Тия. Ты хочешь узнать о Тамите, — сказала Уна.
Молодая женщина вдохнула полной грудью, чувствуя, что приближается к тому желанному, что потребует и воли, и сил.
— Да. Я хочу ему написать.
Уна, казалось, удивилась.
— О чем?
— О том, что я свободна. Десять дней назад жрецы Амона расторгли наш брак с Мерибом.
— Как это могло произойти? Вы прожили вместе несколько лет, и у вас есть дети!
— По обоюдному согласию. Мериб больше не хочет меня удерживать. А я решила позаботиться о своем счастье.
— Когда-то я не верила, что любовь может принести человеку горе, но в вашем случае это именно так. Тамит был несчастлив все эти годы. — В голосе Уны звучало осуждение.
Тия смотрела прямо и честно.
— Я знаю. И верю в то, что это можно исправить.
Уна поднялась с места. Бывшая танцовщица отличалась стройностью и воистину царственной осанкой. Благодаря искусным притираниям ее лицо почти не носило следов увядания, и Тия невольно подумала об отметинах усталости и тревоги на своем собственном лице.
