Йорг Кастнер - Смертельная лазурь
Наши встречи с Корнелией происходили чаще всего по воскресеньям после церковной службы, и вскоре Дузарт доверял нам настолько, что даже отказался выступать в роли нашей с ней дуэньи. Во второе воскресенье нового, 1670 года, когда Амстердам покрыл снег, а замерзшие каналы и речки поблескивали в лучах солнца серебристым льдом, мы отправились за городские ворота прокатиться на коньках — там просторнее, да и лед замерзшей реки прочнее.
Впрочем, и здесь мы увидели множество тех, кто пожелал развлечься в это холодное зимнее воскресенье. А мы жаждали уединения. На берегу покрытой льдом речки был лоток, где мы угостились жареными каштанами и грогом, после чего продолжили пируэты по льду на стальных коньках.
Когда солнце уже клонилось к закату, мы, отыскав укромное местечко у причала, опустились на вмерзшую в лед лодку и стали обсуждать наше будущее. Стемнело. Мне почудилось, что я вижу на берегу силуэт затаившегося у ствола дерева человека. Лишь когда мы собрались в обратный путь, я разглядел, что это и впрямь человек. Будто изваяние, стоял он, явно поджидая нас. Приблизившись, я оторопел — широкоплечий верзила со шрамом во всю правую щеку.
Я в ужасе сжал локоть Корнелии, и мы, не устояв, упали на лед. В другое время мы бы вволю посмеялись над собственной неловкостью, однако сейчас нам было не до смеха.
Стоявший в отдалении человек со шрамом чувствовал себя на коньках уверенно. Не успели мы подняться, как он приблизился. Теперь отпали малейшие сомнения — это мой давний знакомый. Сколько раз он становился мне поперек дороги! Физиономия его выдавала решимость раз и навсегда покончить со мной, с тем чтобы эта воскресная встреча была последней.
Выхватив из-под зимней куртки пистолет, негодяй направил его на меня.
— Добрейший вечерок, мазальщик несчастный. Что, не ждал встречи со мной? Наверное, думал, что я вместе с обломками «Чайки» давным-давно на дне у Текселя?
— Разве тебя не было на «Чайке»? — глуповато спросил я, стараясь выиграть время и лихорадочно соображая, что предпринять.
— Был, конечно. Куда мне деться? Но в нужный момент я спрыгнул в воду и доплыл до острова. Кто-то ведь должен остаться в живых, чтобы исполнить наш завет.
— Завет?
— А разве Фредрик де Гааль не поклялся отомстить тебе? Не предупредил, что тебе не будет покоя?
Об этом как раз я помнил. Слово в слово. «И это еще далеко не конец истории. По крайней мере для вас. Наших братьев еще очень и очень много. Так что не надейтесь, что вас оставят в покое, будь то в Амстердаме или еще где-нибудь в Нидерландах!»
— Клятва одного из нас — клятва всех. Ты с твоей зазнобой уже давно у нас на крючке. Мы лишь подыскивали тихое место, чтобы воздать тебе по заслугам. А здесь очень удобно. И я рад от души, что именно мне выпала честь отправить тебя в ад. Я должен расквитаться с тобой за Рулофа и Трууса.
— Рулофа и Трууса?
— За обоих моих друзей! Забыл их? Им повезло меньше, чем мне.
И лысого я помнил, и красноносого пьянчугу тоже. Отлично помнил. Оба насолили мне по самую завязку.
— Что ж ты молчишь, художничек? Неужто онемел? — продолжал жерардист со шрамом. — Или тебя обуял страх за свою шкуру или же за твою славненькую девчонку? Не волнуйся особо — ты будешь первым, кого я прикончу. А ее… Еще подумаю, может, она еще на что сгодится. А после — фьють!
Медленно, до ужаса медленно взвел он курок неуклюжего пистолета.
Оттолкнув Корнелию, я рванулся по льду прямо к негодяю. Прогремел выстрел, резкая боль обожгла левую руку. Пахнуло порохом. Ни секунды не раздумывая, я бросился под ноги верзиле и сшиб его.
Боль в руке разливалась по всему телу, почти парализовав меня. Лед окрасился кровью. Моей кровью.
Кряхтя, заговорщик со шрамом стал подниматься. Размахнувшись, он швырнул в меня разряженный пистолет. Я пригнулся. И вовремя. Упавшее оружие заскользило по льду прочь.
Человек со шрамом оскалился по-звериному:
— Ловкий же ты, однако, мазила. Но это тебе не поможет. Не хочешь скорой и легкой смерти от моей пули, я придушу тебя своими руками!
Я не сомневался, что он меня придушит. Левая рука свисала плетью, а одной мне с этим великаном ни за что не справиться.
Наш самозваный инквизитор не спеша поднялся, но вдруг странно, даже гротескно зашатался. Раздался треск — под детиной, не выдержав его веса, подломился лед. У ног мерзавца пролегли толстые трещины.
— Корнелия! К берегу! Беги к берегу! Быстрее! — крикнул я.
Помедлив пару мгновений, девушка заскользила на коньках к берегу едва не стоившей нам жизни речки.
Ноги мои пока что мне повиновались. Пошатываясь — давала знать страшная боль в плече, — я неуклюже заскользил по льду вслед за Корнелией.
Жерардист хотел было последовать за мной, нет, не вдогонку, а из страха оказаться в ледяной воде, но не успел — лед проломился, и он осел в образовавшуюся полынью.
Вместо того чтобы двигаться к спасительному берегу, Корнелия внезапно повернула ко мне, чтобы помочь преодолеть последние остававшиеся до берега футы. Капли крови на льду отмечали мой путь, но мне было не до этого.
Когда мы стояли на берегу, над темной водой торчала одна только голова человека со шрамом. Жерардист в панике пытался зацепиться за край льда, выкарабкаться из полыньи, но всякий раз безрезультатно.
— Помогите! — не своим голосом вопил он. — Помогите же мне! Вы что — не христиане?
Мы, стоя на берегу, безмолвно взирали, как человек, едва не ставший нашим убийцей, медленно уходит под лед.
Наконец он исчез.
— Он… он утонул? — неуверенно спросила Корнелия.
— Куда ему деться? Надеюсь. Но это не означает, что мы можем жить спокойно. Ты что, не слышала, что он сказал? Он ведь не один. Пока мы в Амстердаме, ни в чем нельзя быть уверенным.
— Как же нам быть, Корнелис?
— А ты никогда не думала о дальних странах? Тех, куда отправляются корабли, стоящие на рейде у Текселя? Ты никогда не задумывалась, что это за страны? Какого цвета там небо? На каком языке говорят тамошние жители? Как пахнут там цветы? Ей-богу, мне бы хотелось получить ответы на все эти вопросы.
Ничего не говоря, Корнелия стала разрывать теплую блузку, чтобы перевязать мне рану. Пуля засела в плече. Как ни старалась девушка быть осторожной, я не мог удержаться, чтобы не застонать.
— Ничего, ничего, Корнелис Зюйтхоф! — с наигранной строгостью заключила моя подруга. — До свадьбы заживет. До нашей с тобой. Думаешь, я пойду замуж за калеку? Как бы не так! Что я с ним буду делать там, в дальних странах?
Эпилог
Новая жизнь
