Виктория Холт - Сестры-соперницы
Люди и жизнь всегда интересовали меня, и, конечно, больше всего меня интересовала я сама; когда мне удавалось открыть в себе какие-то новые черты, я была ужасно заинтригована.
Я знала, что Анжелет уезжает в Фар-Фламстед совершенно ошеломленной, не в состоянии понять, почему же я так поступила.
Пришел январь. С каждым днем я все отчетливей чувствовала, как во мне пробуждается новая жизнь; и это в значительной мере утоляло боль от потери мужчины, которого я была способна любить до гробовой доски.
* * *Ричард вернулся в январе. Я представляла себе, как он едет домой, размышляя о том, как бы нам исхитриться быть вместе. Он несколько удивил меня, признавшись, что с самого начала раскусил мою уловку. Правда, я часто думала, что иначе и быть не могло, но он не подавал виду, когда мы после этого встречались с ним, а это говорило о его скрытности. Человек становится скрытным, если у него есть что скрывать. А когда я вновь пришла к нему, он ясно показал, что вовсе не является тем холодным мужчиной, какого знала Анжелет. То же и с Люком, убежденным пуританином, который женился на мне не столько из желания выручить меня, сколько ради обладания мной под прикрытием освященного Небесами союза. Я подумала, что со временем, когда его страсть охладеет, он начнет внушать себе, что женился на мне, чтобы спасти меня от безвыходной ситуации, в которую я себя загнала. И тогда я напомню ему о том, как он рвался обладать мной. Я не забуду об этом и не позволю ему купаться в его фарисейском пуританском самодовольстве.
Жизнь была так интересна, и хотя я тосковала по Ричарду и глубоко сожалела о том, что потеряла его, мои мысли постоянно были заняты ребенком, который должен был появиться на свет в августе.
Ричард высматривал меня. Он подъехал к усадьбе, но не стал приближаться к дому. Я заметила его из окна, надела платье для верховой езды, оседлала лошадь и выехала ему навстречу.
Наши лошади стояли друг против друга, и я видела растерянное выражение на лице Ричарда.
— Берсаба! — воскликнул он. — Ты замужем за Люком Лонгриджем! Как ты могла это сделать? О Господи, я все понимаю. Анжелет сказала, что у тебя будет ребенок.
— Это правда, Ричард. Я решила, что это наилучший выход, поэтому и поступила так.
— Ради нашего ребенка?
— Да, ради нашего ребенка.
— Можно было найти другое решение.
— О да. Ты мог бы устроить меня в какое-нибудь заведение и время от времени посещать меня там. Знаешь, это не та жизнь, о которой я мечтала.
— Но что будет с нами?
— С нами? У нас нет будущего. Ты женат на моей сестре, нас охватило безумие… если угодно — меня охватило безумие, ведь виновата только я. Я поманила, а ты пошел за мной, этого ты не можешь отрицать. Тем не менее именно я толкнула тебя на скользкую дорожку. А потом появился Люк. Он просил меня выйти за него замуж. Он обещал обеспечить ребенку отцовство, и поэтому я вышла за него.
— Он узнает…
— Он уже знает. Я открыла ему причину, по которой согласилась на его предложение.
— А знает ли он о том, что отец ребенка — я?
— Знает. Он имеет право знать, поскольку он — одно из главных действующих лиц в нашей маленькой пьесе. Он обязан знать ее содержание.
— И он согласился на это?
— Он любит меня. Он хороший муж. Я не позволю ему воспитать из нашего ребенка маленького пуританина. Но это все потом.
— Берсаба, ты ведешь себя так…
— Так нескромно, так не похоже на иных юных леди? Я — это я, Ричард, и не собираюсь оправдываться. Наши проблемы нельзя решить, отложив их в сторону и позабыв, — они не желают лежать в стороне и не желают оставаться в забвении. Я согрешила. Я вынашиваю ребенка. Что ж, я рассказала Люку, что он нужен мне в качестве мужа, и пообещала быть ему верной женой, а в свое время родить ему детей. Я сдержу свои обещания. И лучше бы нам с тобой встречаться как можно реже.
Он опустил голову.
— Это будет нелегко.
— Нелегко, — подтвердила я, — ведь ты муж моей сестры, и иногда мы просто вынуждены будем встречаться. Но мы не должны вновь поддаться искушению. Мы оба были счастливы, а этот ребенок всегда будет напоминать мне о том, что было между нами. Ничто не может сравниться с этими переживаниями, но все уже завершилось. До свидания, Ричард, мой любимый. Когда мы вновь встретимся, ты будешь для меня лишь Ричардом — мужем моей сестры.
Я повернула лошадь и поехала, не оглядываясь на него, моего бедного возлюбленного с его нелюбимой женой Анжелет и его печальной тайной в замке.
В августе 1641 года у меня родился ребенок — девочка, которую я назвала Арабеллой. Люк с Эллой хотели назвать ее Патиенс или Мерси, но я воспротивилась этому и, как обычно, настояла на своем.
Это был здоровый ребенок, вскоре ставший и красивым. Я с самого начала отвергла предположение, что у меня может родиться неполноценный ребенок, хотя такая мысль изредка и мелькала. Представляю, как переживал Ричард. Страшный призрак, должно быть, витал над ним с тех пор, как родился его чудовищный сын, и я уверена, что он постоянно думал, не кроется ли в нем самом какой-то порок.
Как только мне положили на руки мою дочурку и я осмотрела ее чудесное маленькое тельце, меня наполнила радость. Через несколько недель стало ясно, что девочка очень сообразительна. Я знала, что все родители считают такими своих детей, но, даже сделав поправку на материнскую необъективность, можно было уверенно сказать: Арабелла была нормальным ребенком.
Элла обожала ее. Люк посматривал на нее с некоторой подозрительностью, но этого и следовало ожидать; что же касается меня, то я стала почти идолопоклонницей, так что моя маленькая девочка просто купалась в любви.
Анжелет, взяв ее на руки, пришла в неописуемый восторг. Она стала выискивать общие черты у девочки, у нашей матери и у нас обеих. Бедняжка Анжелет, вероятно, была бы гораздо лучшей матерью, чем я увидев ее с моим ребенком на руках, я почувствовала угрызения совести: этот ребенок должен был принадлежать ей.
Я радовалась тому, что родилась девочка. Мальчик, мог бы внешне сильно напоминать своего отца, а я не хотела, чтобы Люк страдал из-за этого. Он так много сделал для меня и нравился мне все больше и больше.
Мы часто спорили, и нужно признать, что иногда я отстаивала противоположную точку зрения только ради того, чтобы спровоцировать его. Он это понимал, и ему это нравилось. Как ни странно, наш брак оказался счастливым, что было почти чудом, если принять во внимание разницу наших характеров. Я знала, конечно, что этот успех объясняется физической стороной наших отношений, о чем ему, пуританину, хотелось бы забыть.
