Жозе Сарамаго - Воспоминания о монастыре
Было весьма трогательно, матери и дочки поплакали, отцы насупились, дабы скрыть родительское чувство, брачующиеся поглядывали друг на друга искоса, а нравятся они друг другу или нет, им виднее, им дать ответ, но эти, вопреки поговорочке, ответа не дадут. Народ, толпившийся по обеим сторонам реки, ничего не видел, но, исходя из собственного опыта и свадебных воспоминаний, представлял себе, как обнимаются сватья, как изливаются друг другу сватьи, как отпускают глупые шуточки женихи, как напускают на себя стыдливость невесты, да ладно, ладно, что король, что угольщик, все на один лад, одного и того же от женки хотят, по правде сказать, грубоват на язык наш народ.
Церемония немало времени заняла. В какой-то момент толпа примолкла, вот чудо, орифламмы и вымпелы на мачтах едва колыхались, все солдаты уставились на дом посереди моста. Послышалась оттуда музыка, тончайшая, нежнейшая, словно позвякивали стеклянные и серебряные колокольцы, а иногда звуки становились хрипловатыми, словно волнение сжимало горло гармонии, Что это такое, спросила женщина, стоявшая рядом с Жуаном Элвасом, и старик ответил, Не знаю, играет кто-то в утеху величествам и высочествам, был бы здесь мой дворянин, я б его порасспросил, он все знает, сам из ихних. Кончится музыка, все разойдутся кто куда, течет безмятежно речка Кайа, от знамен не осталось ни волоконца, от барабанной дроби ни отголоска, и Жуану Элвасу никогда не узнать, что слышал он, как играет на своем клавесине Доменико Скарлатти.
Впереди, как наиболее рослые, а потому по праву возглавляющие воинство, выступают святой Висенте[111] и святой Себастьян,[112] оба великомученики, хотя о мученичестве первого напоминает лишь символическая пальмовая ветвь, на святом угоднике облачение диакона, и ворон при нем, его эмблема, а второй, как водится, обнажен, привязан к дереву и весь в зияющих ранах, стрелы-то вынуты из предосторожности, как бы не поломались в дороге. За ними следуют дамы, три пленительные грации, краше всех святая Елизавета,[113] королева венгерская, умершая в возрасте всего только двадцати четырех лет, а другие две, святая Клара[114] и святая Тереса,[115] женщины, исполненные страсти, сгоревшие в огне собственной души, это явствует из слов их и деяний, куда больше явствовало бы, знай мы, из чего состоят души святых угодниц. Следом за святою Кларой шествует святой Франциск Ассизский, ничего удивительного, если он предпочитает ее общество, они знают друг друга еще с тех времен, когда жили в Ассизи, нынче встретились здесь, на пинтеусской дороге, чего бы стоила их дружба или иное чувство, их объединявшее, если б не возобновили они сразу же беседу, начав ее с того слова, на котором она прервалась. Если место сие воистину подобает наилучшим образом святому Франциску, ибо из всех святых в этой партии он наделен самыми кроткими добродетелями, мягким сердцем и радостною волей, то подобающие им места занимают и святой Доминик со святым Игнатием Лойолой,[116] оба они иберийского происхождения и мрачного нрава, даже дьявольского, сказали бы мы, если б не боялись обидеть дьявола, ведь, сказать по справедливости, только святой был бы способен измыслить Инквизицию, а другой святой обработку душ. Для всякого, кому знакомы два таких полицейских ведомства, как Инквизиция и орден иезуитов, очевидно, что святой Франциск Ассизский состоит под подозрением.
Впрочем, святость тут имеется на все вкусы. Если требуется угодник, посвятивший себя огородному ремеслу и словесности, вот вам святой Бенедикт.[117] Требуется такой, который прославился бы аскетической жизнью, мудростью и умерщвлением плоти, подать святого Бруно.[118] Требуется такой, который встарь призывал к крестовым походам, а ныне способствует церковным доходам, кто подойдет лучше, чем святой Бернар.[119] Все трое выступают вместе, может статься, потому, что ликом схожи, может статься, потому, что присущих всем троим добродетелей в совокупности хватило бы, чтобы составить достойного человека, а может статься, потому, что имена их начинаются с одной и той же буквы, люди нередко вступают в союз по случайности такого рода, может быть, как раз по этой причине вступили в союз и некоторые из наших знакомцев, а именно Балтазар и Блимунда, кстати сказать, он-то, про Балтазара речь, состоит погонщиком при упряжке, которая тащит святого Жуана Божьего,[120] единственного португальского святого из всей братии, каковая была выписана из Италии, выгружена в Санто-Антонио-до-Тожал и держит путь, как почти все, о ком упоминает эта история, в Мафру.
Следом за святым Жуаном Божьим, монастырь коего в Монтеморе более полутора лет назад навестил дон Жуан V, когда отвозил принцессу на границу, а мы не упомянули об этом посещении в должном месте, что показывает, сколь мало значения придаем мы тому, что составляет национальную славу, и да простит нам святой обиду, что нанесли мы ему, о нем не упомянув, стало быть, следом за святым Жуаном Божьим, как говорили мы, шествует с полдюжины прочих блаженных мужей, не столь блистательных, будь сказано не в ущерб многочисленным добродетелям и атрибутам, их украшающим, но вседневный опыт учит нас, что если не поможет мирская слава, то и на небе известности не добиться, вопиющий пример неравенства, жертвою коего стали все эти святые, которые, по меньшей своей прославленности, известны по имени и фамилии, Жан де Матá,[121] Франческо да Паола,[122] Гаэтан да Тиена,[123] Феликс де Валуа, Пьер Ноласк,[124] Филиппе Нери,[125] при подобном перечислении блаженные мужи кажутся самыми обычными людьми, и, ей-ей, жаловаться им не на что, едут каждый в собственной повозке, а не в общей, навалом, уложены аккуратненько, как угодники высшего ранга, на мягком ложе из пакли, очесов и мешков, набитых сухими кукурузными листьями, так что и складки риз не помнутся, и ухо не завернется, мрамор ведь штука хрупкая, с виду такой крепкий, но достаточно двух пинков, чтоб Венера осталась без рук. А мы впали в грех забывчивости, только что присоединили Бруно, Бенедикта и Бернара к Балтазару и Блимунде, но забыли упомянуть Бартоломеу, Лоуренсо он или ди Гусман, это уж как вам угодно, но небрежения не заслуживает. Верно говорится, кого похоронили, того позабыли, и вдвойне позабыли того, кого не спасла от забвенья святость, истинная или притворная.
Миновали мы Пинтеус, теперь держим путь к Фаньоэнсу, восемнадцать статуй на восемнадцати повозках, соответствующее количество воловьих пар и людей, тянущих лямку, дело известное, хотя нынешнее странствие не сравнить с перевозкой камня для Дома Благословения, такое может случиться лишь раз в жизни, не измышляй ум наш способов сделать трудное легким, стоило бы оставить мир в первозданной его грубости. Поселяне выходят на дорогу поклониться процессии, лишь тому дивятся, что святых везут в лежачем положении, тут они правы, насколько прекраснее и поучительнее было бы зрелище, если бы святые изваяния ехали в повозках стоймя, так же как на носилках во время крестного хода, даже самые низенькие, меньше трех метров, по нашим меркам, и те были бы видны издалека, а что уж говорить о двух головных, о статуях святого Висенте и святого Себастьяна высотой почти в пять метров, геркулесы-силачи, борцы за веру, озирали бы просторы мира поверх бугров и оливковых рощ, вот была бы религия так религия, ничем не обязанная ни римской, ни греческой. В Фаньоэнсе кортеж остановился, ибо местные жители захотели узнать поименно, что за святые лежат в повозках, ведь не каждый день доводится им принимать подобных посетителей, пусть мимолетных, но отличающихся этаким величием, как духовным, так и телесным, одно дело примелькавшиеся обозы со всем, что требуется для постройки монастыря, другое дело тот обоз, что проехал здесь несколько недель назад, бесконечное множество колоколов, больше сотни, им предстоит вызванивать на башнях Мафры вековечную память о сих событиях, другое дело и нынешний пантеон. Позвали приходского священника давать пояснения, но он стал в тупик, потому как не на всех пьедесталах было выбито имя, да и, кроме того, во многих случаях премудрости священника только и хватило бы на то, чтобы прочесть имя, одно дело узнать с первого взгляда святого Себастьяна, другое дело отрапортовать единым духом и без запинки, Возлюбленные чада, угодник, коего зрите вы, есть святой Феликс де Валуа, питомец святого Бернара Клервоского, что в одной из головных повозок, святой Феликс купно со святым Жаном де Мата, тот в повозке сзади, основал орден тринитариев, каковой был учрежден, дабы выкупать пленников, томящихся в рабстве у нехристей, видите, сколь славны истории, коими богата святая наша вера. Ха-ха-ха, веселятся люди из Фаньоэнса, а когда же выйдет приказ выкупать пленников, томящихся в рабстве у христиан, а, отец приор.
