Сюзанна Кирсли - Забытая история любви

Угловой викторианский дом, как и большинство домов в Абердине, был построен из гранита. Но не из красного, как Слэйнс, а из коричневато-серого, что придавало всем зданиям на этой улице вид надежного, проверенного временем величия. Кусты падуба окаймляли короткую дорожку, ведущую к крыльцу. На выкрашенной синей краской двери блестело натертое латунное кольцо, на котором вместо обычной львиной морды красовалась голова поэта Роберта Бернса. Правда, воспользоваться им мне не пришлось. Как только за мной захлопнулась дверь такси, из дома донесся лай Ангуса, а когда я подошла к крыльцу, входная дверь уже была открыта.

Грэм, имевший вид не менее надежный, чем его каменный дом, в поношенном черном свитере и джинсах, приветливо улыбнулся.

— Сразу меня нашла?

— Да, все в порядке.

Он взял у меня из руки портфель и вопросительно посмотрел на пластиковую коробочку, вызвавшую своим запахом повышенный интерес у Ангуса.

— Торт. Это тебе.

— Мне?

— Не спрашивай.

Он и не спрашивал. Посторонившись, давая мне пройти, он захлопнул дверь, наклонился и поцеловал меня. И мне вдруг сделалось очень удивительно от того, насколько я соскучилась по нему. Соскучилась по тому ощущению спокойствия и уюта, которое находило на меня, когда он был рядом, по его ни к чему не обязывающему присутствию. И по его прикосновению.

Он поднял голову.

— Привет.

— Привет.

— Проходи, покажу тебе, как я живу.

Он рассказал, что купил этот дом всего год назад, и кое-где еще продолжался ремонт. Гостиные комнаты с большими светлыми окнами и красивыми лепными карнизами были почти пусты, их голые стены были подготовлены к покраске. Наверху лишь одна его спальня была доведена до ума. В ней преобладали мужские спокойные зеленые тона, приятные для глаз. Остальные комнаты наверху еще не были оформлены. Вообще, весь дом чем-то напоминал новый костюм, который еще нужно подогнать по фигуре: в одних местах слишком свободно, в других тесновато. За одним исключением — жилого пространства в глубине дома на первом этаже. В этом царстве Грэма все было продумано и исполнено в совершенстве.

Он перепланировал кухню, наполнив ее современной техникой, но сохранив викторианское обаяние, и снес заднюю стену, чтобы пристроить стеклянный зимний сад, благодаря которому солнечный свет попадал в дом и стелился косыми лучами по широким половицам. Стюарт говорил, что Грэм любит готовить, в чем я сама убедилась, увидев, в каком порядке содержатся его кухонные принадлежности. Все, начиная от клетчатого кухонного полотенца, сохнувшего на дверце духовки, и заканчивая расположением кастрюль и приборов, указывало на их частое и умелое использование.

Ну а то, как Ангус со вздохом плюхнулся на нагретый солнцем пол зимнего сада, в котором из мебели были только софа с низкой спинкой, кресло с подставкой для ног да стопка книг, достаточно высокая, чтобы служить столиком, свидетельствовало о том, что это его любимое место.

Оно и понятно. Если бы это был мой дом, я бы, наверное, сама не выходила из этого наполненного светом помещения с видом на маленький аккуратный сад, в котором на голой ветке одного из деревьев висела деревянная птичья кормушка. Тепло из кухни попадало сюда, где Грэм, беззаботно посвистывая, ставил на плиту чайник и готовил посуду для чая.

Я сама удивилась и немного встревожилась из-за того, каким привлекательным показался мне этот дом, как легко мне представилась жизнь здесь, с Грэмом. Я никогда ни с кем не жила с тех пор, как покинула родительский дом. Мне всегда нравилось иметь собственное место, где я сама себе хозяйка, но сейчас, стоя в его доме и наблюдая за ним, я вдруг отчетливо поняла, что могу вот так стоять и смотреть на него бесконечно. Всю жизнь.

Подобного чувства я не испытывала никогда раньше, и погрому слегка растерялась и не могла понять, что мне с ним делать. Зима приносила мне все больше и больше новых, доселе неведомых впечатлений.

— Хороший торт, — сказал Грэм, попробовав кусочек, дожидаясь, пока закипит чайник. В одной руке он держал коробочку, а другой протянул мне вилку.

— Хочешь?

— Нет, спасибо. Я за обедом два куска съела.

— И как прошло? Я об обеде.

— Было весело. Мне нравится общаться с Джейн. Мы много говорили о книге.

Он посмотрел на мой портфель, который поставил у софы.

— Компьютер привезти не забыла?

— Конечно. Ты же без него меня не пустил бы. — Когда мы разговаривали по телефону, он несколько раз напомнил мне о компьютере.

— Можешь надо мной смеяться, но потом спасибо скажешь, когда посреди ночи на тебя нападет вдохновение и тебе захочется поработать.

— Да, папочка.

— Я серьезно.

— Значит, ты считаешь, что на меня нападет вдохновение, да?

Облокотившись на тумбочку, с куском торта в руке, он сверкнул плотоядной улыбкой.

— Я постараюсь.

Незнакомая комната. Я не узнала расположения окон и стен, когда проснулась. К тому же здесь было слишком просторно. Несколько секунд я озадаченно моргала, а потом почувствовала спиной что-то твердое и теплое, услышала ритмичное дыхание Грэма и поняла, где нахожусь.

Я закрыла глаза. Мне захотелось одного — оставаться здесь, в его объятиях, когда его голова лежит на подушке так близко к моей, что его дыхание шевелит мне волосы. Я почувствовала, точно так же, как тогда, в кухне, когда он делал чай, что могу переживать этот миг снова и снова и никогда не устану от него. Но вместе с тем, как эта полусонная мысль дошла до моего сознания, другая сцена начала появляться у меня в голове, развеивая дремоту. Я попробовала сопротивляться, но от этого стало еще хуже, и в конце концов я сдалась. Аккуратно сняв с себя руку Грэма, я, стуча зубами от холода, выскользнула из-под одеяла, оделась и спустилась вниз.

В кухне у зимнего сада уже не было солнца, теперь луна отбрасывала на пол длинные тени. Я замерзла. Возле двери во двор на крючке рядом с куртками висела большая выцветшая синяя футболка для игры в регби с красными и золотыми полосами. Выглядела она так, будто прошла не одну войну, но показалась мне теплой, поэтому я надела ее и подтянула длинные рукава до локтей.

Ангус поднял голову и дружелюбно шевельнул хвостом, когда я подошла и села рядом с ним, а потом перекатился на спину и задрал вверх лапы, подставляя мне грудь. Я почесала его, но рассеянно, и Ангус, похоже, имел представление о том, что такое сосредоточенность, потому что зевнул и снова свернулся калачиком возле меня, засунув нос и одну переднюю лапу в складки хозяйской футболки. Когда я начала писать, он уже спал.

XVII