Маргарет Барнс - Торжество на час
К своей радости, она заметила, что Генрих тоже спешит уехать. К чему задерживаться после всего происшедшего, что он мог сказать своей взрослой дочери, которая прекрасно понимала, что он несправедливо обидел ее? Король любил создавать о себе мнение как о человеке с резким, но доброжелательным характером, поэтому, как верно подметила еще Мэри Болейн, все неприятные разговоры он предоставлял проводить своим чиновникам.
Как только они сели на лошадей, музыка прекратилась. Мэри отважилась на другой шаг. Она оставила верджинел и решила подышать свежим воздухом на террасе, где она и стояла, когда они проезжали мимо — маленькая, сдержанная, с гордо поднятой головой. Одета она была в дорогое платье из черной дамастной ткани, отделанное парчой, с золотой верхней юбкой и такими же золотыми рукавами. Вместо драгоценностей она повесила на грудь крестик. Совершенство покроя строгого платья Мэри произвело впечатление на окружающих. На фоне его наряд Анны, расшитый жемчугом, выглядел кричащим и вульгарным.
Страдания, превратности судьбы и болезни не пощадили Мэри Тюдор. Завяли первые ростки, обещавшие стать прекрасными, а она не предпринимала никаких усилий, чтобы скрыть от любопытного взора разрушительное действие жестоких лет.
Когда Мэри увидела великолепную фигуру отца, ехавшего впереди всех и делающего вид, что не замечает ее, она присела в глубоком реверансе со всем изяществом хрупкого тела и со всей грациозностью, подобающей ее высокому происхождению.
Все остро восприняли вызов этой одинокой прекрасной души, жизнь которой была холодной и безрадостной, как эта зима. Всем своим видом она хотела продемонстрировать миру обиды, нанесенные ей и матери.
Когда Мэри выпрямилась и спокойно посмотрела на них, Анна, королева Англии, опустила глаза. Генрих, к своей чести и к досаде Анны, круто осадил коня и поднял руку, приказывая всем остановиться, затем низко поклонился и снял бархатную шляпу с плюмажем, как будто перед ним была знатная дама. Весь кортеж последовал его примеру.
Вырвавшись на простор, король пришпорил коня и поскакал вперед, чтобы избежать ненужных разговоров. Анна так и не увидела выражение его лица. Никогда в дальнейшем он не вспоминал про эту встречу. Подобно остальным, Анна могла лишь предположить, что он был тронут до глубины души мужеством девушки.
Мэри же восприняла этот случай как свою единственную победу над потоком высокопарных слов, как молчаливое признание ее законных прав. Такую случайность могла инсценировать и другая сильная личность — Анна, инсценировать и использовать для своего блага. Но Мэри была слишком молода и совсем одна на свете, поэтому не сумела воспользоваться удобным случаем.
«При первой же возможности попробую вновь завоевать ее сердце, — решила Анна. — Как только родится мой сын, она превратится в выгодную партию для брака и ничего более того».
На Рождество и Двенадцатую ночь прошли церковные службы, празднества и пиры. Все промелькнуло и забылось.
После Нового года большую часть времени Анна проводила в Гринвиче. Там во дворце она должна была родить сына.
Все чаще и чаще Генрих уединялся с Кромвелем, задерживался подолгу в Лондоне, прибирая к рукам богатые земли церкви, которые перешли к нему после падения Уолси. Но когда бы ему ни случалось находиться в Гринвиче, он навещал ее покои с большим усердием, чем во время ее предыдущих беременностей.
— Держите ноги выше, пусть наш сын растет сильным и крепким! — наказывал он, покидая ее в очередной раз, когда его призывали государственные дела или же спортивные состязания.
За Анной ухаживала нежная Джейн Симор. Она укутывала королеву теплым одеялом, взбивала подушки. У нее были ловкие руки, тихая поступь, она беспрестанно заботилась об отдыхе Анны. Расторопность Джейн даже превзошла усердие Маргарэт, которая по неизвестной причине недолюбливала эту тихоню.
— Я хочу, чтобы Джейн оставалась рядом со мной во время родов, Генри, — попросила Анна, когда они как-то сидели вдвоем. Был весенний день, первые несмелые лучи солнца освещали спальню Анны. — Как ты думаешь, она не окажется лишней в моей спальне, когда наступит время?
— Она не будет лишней и в какой-либо другой спальне, если дойдет до дела! — поддразнил Генрих, громко расхохотавшись.
Он хотел заставить ее взглянуть из-под опущенных ресниц. Ему всегда доставляло особое удовольствие смущать благопристойную «Уилтширскую колдунью». Анна тоже рассмеялась и отправила девушку прогуляться.
— Захвати с собой спаниелей, пусть они побегают по саду, да и тебе не мешает подрумянить щечки! — сказала Анна ей, думая, что из-за своего эгоизма слишком долго продержала Джейн взаперти без свежего воздуха.
Генрих тоже заспешил, он был полон мыслей о предстоящем турнире, на котором хотел произвести впечатление на нескольких иностранных гостей и собирался пригласить их на крестины.
Но в этот день Анна почему-то не могла спокойно уснуть. Возможно, ее раздражали солнечные лучи или же стук молотков, доносившийся с арены для турниров. Ей вдруг нестерпимо захотелось выйти самой на свежий воздух.
Анна поднялась и выглянула из окна. Но она не услышала громогласных распоряжений Генриха, которые он всегда раздавал плотникам. На дорожках сада не слышен был также и лай маленьких собачек. Она решила спуститься и немного прогуляться по саду.
— Подайте теплый плащ с горностаем, — приказала она Друсилле, единственной, кто оставался возле нее.
Друсилла с усердием перебирала все в шкафу, бранила служанок, но не могла никак найти плащ.
— Я только вчера его надевала, поторопись, а то солнце скроется! — недовольно проговорила Анна.
Наконец плащ отыскался и его принесли.
— Но, Ваше Величество, стоит ли вам идти? — слабо возразила Друсилла, застегивая плащ.
— Что значит стоит? — спросила Анна, чувствуя как в ней закипает раздражение.
— Выходить на улицу. Ваше Величество, вы же слышали, что король говорил о том, чтобы вы лежали и держали ноги вверх…
— А вы должны знать, когда и что уместно говорить. Знайте свое место! — вспылила Анна и ударила по щеке возбужденную Друсиллу.
Впоследствии она часто вспоминала, как с глазами полными слез и прижимая руку к горящей щеке, бедная преданная девочка продолжала удерживать ее.
— Подождите, пожалуйста, пока я позову Маргарэт, — умоляла она, как будто присутствие Маргарэт помогло бы ей, или же ее доводы оказались бы более убедительными.
Анна оттолкнула Друсиллу Зуш и сама открыла дверь, не удосуживаясь переодеть меховые тапочки на кожаные туфли, которые, плача, протягивала эта дурочка.