Виктория Холт - Месть королевы
– У меня есть старшая сестра, – ответила тогда Филиппа, но он заверил, что выбор его падет только на нее, и она чувствовала, что он говорит правду.
Им обоим было по пятнадцать лет, он всего на несколько месяцев старше ее, но она боготворила его, как старшего, верила в его разум и решимость, в то, что как он сказал, так и будет. Она признавалась, что никогда раньше не встречала такого, как он, на что Эдуард отвечал: «Ты говоришь так, потому что сама судьба предназначила нас друг для друга задолго до нашей встречи…»
Вокруг него продолжали происходить странные тревожные события. Его отец сделался пленником. Такого не может и не должно быть – чтобы король становился пленником своих подданных. Это неправильно. Впрочем, его держат в плену не подданные, а собственная жена, королева. Это юный Эдуард хорошо понимал.
Он любил отца почти так же, как мать, потому что тот всегда бывал добр и ласков с ним и на людях, и когда они оставались одни. Мальчик чувствовал, что нравится отцу, что король гордится им.
Мать, помимо всего, вызывала у него постоянное восхищение своей красотой; порою он жалел ее, поскольку догадывался, что она не вполне счастлива; лишь во Франции начал отчетливо понимать враждебность матери по отношению к отцу, и это беспокоило его все больше и больше.
И вот теперь, после возвращения в Англию, отец превратился почти что в узника, его самых верных советников предали мучительной смерти. Что же ждет отца?
Мальчик испытывал временами леденящий душу страх.
«Я не хочу этого, – твердил он самому себе. – Не хочу, чтобы из-за меня или от моего имени происходило что-то плохое, что-то несправедливое в отношении отца».
Он пытался говорить откровенно с матерью, но она всегда отвечала уклончиво, уходила от чистосердечного разговора, зато часто напоминала сыну о всем плохом, что сделал его отец и ей, и стране, которой ему надлежало править…
Наступил день, когда в покои к юному Эдуарду пожаловала мать и с нею два его дяди, графы Кент и Норфолк, а также Уолтер Рейнолдс, архиепископ Кентерберийский, тот самый Рейнолдс, кто был когда-то близким другом принца, а потом и короля Эдуарда II, свидетелем и участником его забав, поверенным тайных дел и мыслей, кого этот король сделал в свое время архиепископом, преодолевая сильное сопротивление недоброжелателей. Теперь Рейнолдс был целиком на стороне тех, кто оказался сильнее. Впрочем, возможно, причиной его перехода в противоположный лагерь было полное разочарование в способности короля хоть как-то улучшить положение в стране и вывести Англию из того состояния, в котором она пребывала.
Вошедшие преклонили перед мальчиком колени. Это было ново и необычно для него, он сразу забеспокоился, не случилось ли еще что-то с отцом.
Первым заговорил архиепископ.
– Милорд, – сказал он, – король, ваш отец, показал себя полностью неспособным носить корону… Недостойным ее…
У Эдуарда перехватило дыхание.
– Он умер? – воскликнул мальчик.
– Нет, милорд. Он жив и по-прежнему содержится в замке Кенилворт, где его тщательно опекает граф Генри Ланкастер. Но поскольку, как я уже сказал, король оказался недостойным своего венца, решено лишить его престола. Он не может больше править страной. Вы, милорд, новый король Англии.
– Но как это возможно, если отец жив? Он ведь коронован!
– Корона стала слишком тяжела для его слабой головы, – продолжал архиепископ. – Теперь вы – король. И не бойтесь: пока вы молоды, с вами будут добрые советчики, которые научат вас управлять королевством.
– Я не боюсь за себя, – надменно произнес юный Эдуард. – Я боюсь за отца и хочу увидеть его.
В разговор вмешалась королева.
– Это лишь расстроит его еще больше, мой мальчик, – сказала она. – Разумней и добрее по отношению к нему оставить его в покое там, где он находится. Я располагаю сведениями, что он вполне здоров и бестревожен. Более того, испытывает радость и облегчение от того, что бремя, которое было слишком тяжким, свалилось с него.
– Однако он правил страной столько лет, – возразил сын.
– Да, и довел ее до того состояния, в коем она сейчас пребывает!.. Эдуард, прошу тебя об одном: помни, ты еще очень молод и некоторое время тебе следует прислушиваться к советам других. Более старших и умудренных.
– Что касается коронации, – добавил архиепископ, как бы говоря об уже решенном деле, – ее необходимо провести как можно скорее.
Эдуард взглянул в лица стоявших перед ним людей. Он почувствовал внезапный прилив гнева.
– Я соглашусь при одном условии! – резко произнес он.
– При условии, Эдуард! – вскричала мать. – Разве ты не понимаешь, какую тебе оказывают честь?
– Прекрасно понимаю, миледи. – Голос его был не по-мальчишески твердым. – Но я не хочу принимать корону до тех пор, пока не услышу от отца, что эту корону он мне передает.
Присутствующие замерли. Мальчик уже проявляет завидную стойкость характера. Возможно, это и хорошо для будущего короля: быть может, в нем просыпаются достоинства великого деда? Как он напоминает его сейчас – выпрямившийся во весь свой уже немалый рост – холодным блеском голубых глаз, соломенным отливом волос. Как будто на мгновение ожил покойник!
Все сразу поняли, что уговаривать его изменить решение бесполезно. Он не откажется от того, что считает честным и справедливым.
Значит, им придется получить согласие прежнего короля на передачу короны сыну. Только делать это нужно немедленно, пока мальчик не придумал еще чего-нибудь…
* * *Январские ветры колотились в стены замка Кенилворт. Оголенные ветви деревьев сверкали ледяным блеском. В воздухе царило предвестье снежной бури, а в душе короля Эдуарда – предвестье еще больших бед, чем уже свалились на него за последнее время. Он сидел, скорчившись, в холодной башне, носившей название Башня Цезаря, напрасно пытаясь согреться.
Снизу послышался какой-то шум, голоса. Похоже, во двор замка кто-то прибыл. Каждый раз, когда в замок приезжали, король пугался: не за ним ли, чтобы ввергнуть его в еще худшее состояние, чем то, в котором он находится.
Щелкнул замок двери. Вошел Генри Ланкастер.
– Вас требуют вниз, милорд.
– Кто там, кузен?
– Целая депутация. Возглавляет ее Адам Орлтон, епископ Гирфордский. Судя по всму, они настроены весьма серьезно.
– Адам Орлтон! – воскликнул король. – Это не сулит ничего хорошего. Он всегда был моим врагом. Кто с ним еще?
– Среди прочих сэр Уильям Трассел.
– Еще хуже! А самых главных моих недругов ты не заметил там, часом, кузен?
Ланкастер промолчал, и король пояснил:
– Я говорю о моей жене и о ее дружочке Мортимере.
