Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада
Зак залпом выпил свое виски, скривившись, когда ядовитое пойло обожгло горло.
– Скорее всего, просто обмишурил какого-то богатенького дурачка.
Гас с трудом поборол яростный порыв долбануть кулаком о стену. Он действительно верил, что наконец-то избавился от старика, и вот сейчас тот снова вернулся. В течение двух лет приходилось терпеть стыд перед друзьями и соседями, пока преподобный Джек Маккуин оставлял следы из опилок от своих религиозных выступлений и палаточных собраний по всей Западной Монтане, используя свой данный Богом дар убеждения, чтобы выманивать деньги у неимущих, больных и отчаявшихся.
К сожалению, вспышка разветвленной молнии случившаяся как раз во время вдохновенной проповеди убедила не имеющее пастуха стадо распахнуть свои карманы вновь прибывшему пастырю. Но преподобному Джеку не потребовалось много времени, чтобы вернуться к своим старым грехам: выпивке, дракам, шлюхам и азартным играм. В конце концов даже самые доверчивые овцы взялись за ум, и доллары перестали звенеть в потрепанном стетсоне. Однажды осенью 1881 года папаша просто взял да исчез, и Гас подумал, что наконец-то его молитвы были услышаны.
И вот старый Маккуин снова вернулся, столь же неизменный и досаждающий, как блохи в летнее время. Судя по всему, на сей раз он отказался от душеспасительных проповедей и нашел другой способ отбирать у дураков их тяжким трудом заработанные деньги.
Последняя партия быстро завершилась, и колода для раздачи перешла к Одноглазому Джеку. Гас наблюдал, как изящные длинные пальцы сдвигают и тасуют карты. В детстве ему казалось, что карты оживают в руках отца. Как по волшебству тот мог заставить их появиться и исчезнуть, превратить двойку в туз или переместить короля снизу колоды на самый верх. Джек Маккуин учил этим трюкам обоих своих сыновей, но лишь у Зака обнаружился талант к подобным фокусам. Гас вспомнил о часах, которые проводил, наблюдая, как Зак практикуется, пряча карту в рукаве и усваивая другие шулерские приемы.
Впервые Гас обратил внимание на остальных игроков – доктора Корбетта, Змеиного Глаза, Поджи и Нэша. Их лица пылали от виски, как от света внутренней лампы.
– Они играют без лимитов и без джокеров в стрит стад покер[41], – сообщил Зак и сделал знак бармену, который налил ему еще одну рюмку и поставил маленький стакан пива в качестве закуски. Из кармана расстегнутого жилета Рафферти вытащил принадлежности для самокрутки. – Большие ставки, и пусть проигравшие плачут.
– Большие ставки?
Конюшня Змеиного Глаза представляла собой замаскированный монетный двор, да и у дока, поговаривали, водились деньжата на Восточном побережье. Но у двух старых старателей имелся лишь доход от сдачи внаем консорциуму шахты «Четыре Вальта», которого хватало на виски и покер с шагом ставки долларов в пять, но никак не на игру по-крупному.
– На что играют Поджи и Нэш?
– Папаша подкинул им наличных. Пять тысяч долларов за их восемьдесят процентов в «Четырех Вальтах». Они уже проиграли ему большую часть.
– Проиграли! – Руки Гаса сжались в кулаки. – Проиграли? Бог мой, ты же знаешь его, знаешь, какой он. Как ты мог просто стоять здесь и допустить такое?
Зак зажег сигарету, свисающую с губы.
– Да потому что я не набиваюсь в сторожа брату моему, в отличие от тебя.
Гас низко зарычал и принялся было протискиваться к столу, но Зак придержал его за руку.
– Ты не можешь встревать в игру другого мужчины, – весомо произнес Рафферти.
– Могу, если он подтасовывает карты.
– Он не подтасовывает.
– Как такое может быть? Ты знаешь Джека – он изворотливый и пронырливый, как змея, и всегда таким был.
Поля шляпы Зака слегка приподнялись, когда он глянул на Гаса.
– Я стоял здесь и позволил этому случиться, помнишь? Он играет честно.
– Вот черт! – Гас метнул взгляд в сторону отца и потер затылок. Конечно же, обличить негодяя может только такой же негодяй, поэтому если кто-то и мог наверняка сказать, жульничает ли старик, то только Зак.
При всем при том доверия Гаса к чувству справедливости брата и на плевок не хватило бы, поэтому он прищурился, чтобы получше рассмотреть происходящее за столом.
Преподобный Джек глубоко затянулся сигарой, заставив ее кончик ярко светиться, и кивнул Поджи, чья очередь была уравнивать или повышать ставку, или пасовать. Перед каждым мужчиной лежала одна закрытая карта и три открытые.
– Снова возвращаемся к тебе, старина. В игре?
Поджи постучал корявой костяшкой пальца по закрытой карте.
– Слабое сердце никогда не наполнится до краев. Я в игре.
После торгов все продолжили игру, и у каждого в открытых имелась пара, за исключением Поджи, у которого собрались три карты трефовой масти. У Нэша былидведесятки к королеве, у Змеиного Глаза – пара вальтов к четверке, у дока – тройки к шестерке. А у преподобного Джека – пара двоек к восьмерке.
Он начал сдавать пятую карту.
– Вот идет поезд, господа, катится по рельсам. Королева подходит к королеве, получаются две пары. Пятерка к вальтам с четверкой – толку никакого. Черва к трефам обламывает флэш[42]. Еще одна тройка, и док теперь с тремя картами одного достоинства. А сдающий получает... двойку. – Преподобный положил колоду и посмотрел на Нэша. – Ваша ставка, сэр.
Поджи скинул свой несбывшийся флэш.
– Я продул.
– Аминь, – буркнул Змеиный Глаз, переворачивая свои карты.
– Три паршивые тройки не могут тягаться сдвумя открытыми парами, – вздохнул док, – но я, пожалуй, подержу их немного. Накидываю сотню.
Нэш добавил мятую пачку банкнот к куче в центре стола.
– Отвечаю и подымаю до пятисот.
По бесстрастному выражению лица Нэша можно было сравнить с сидящей на заборе совой. Но его ставка выдала то, что скрывало лицо. Старик собрал фул-хаус[43]: либо три королевы и две десятки, либо три десятки и две королевы.
Преподобный Джек прищурился на обуглившийся кончик сигары. Тремя двойками с восьмеркой он не мог перебить фул-хаус Нэша, если только его закрытой картой не была четвертая двойка.
– Принимаю и поднимаю до полутора тысяч, – сказал он.
– Блефует, – прошипел Гас. – Всегда умел лгать и заставлять других верить этой лжи.
Губы Зака дрогнули в полуулыбке.
– Братец, никогда не стоит недооценивать блеф.
Док скривился и махнул рукой.
– Знал же, что эти тройки продержатся не дольше, чем дерьмо у гуся. Я пас.
Нэш посмотрел на свои карты большими влажными глазами.
– Сколько там получается?
