Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи
— Мсье! — внезапно вмешалась в их диалог Сидони. — Вы сегодня рассчитали конюха. Почему его вы отпустили, а нам запрещаете уходить? И зачем пугаете Ортанс? Я точно знаю, никому из нас вы ничего дурного не сделаете.
Неожиданно для всех землевладелец опешил, не нашелся с ответом. Алин, сверкнув глазами в сторону домоправительницы, принялась массировать ему плечи. Сидони поняла намек и стала пятиться к двери.
— Вот-вот, проваливайте все! Видеть не могу ваши тупые морды! — выкрикнул Ларош. — Все вон!
Он дрожал всем телом, скрежетал зубами. Потом схватился за лоб, отбросил назад седеющие волосы.
— Идемте, мой господин, — сладко зашептала ему на ухо Алин. — Я отведу вас в спальню. Вам нужно отдохнуть. Выйдите все!
Слуг словно ветром сдуло. Опомнились они уже в кухне. Старик Леандр налил себе рюмку виноградной водки и залпом выпил. Бледная как полотно Ортанс последовала его примеру.
— Как думаете, ружье заряжено? — спросила Марго. — Дело ваше, а я в этом доме и дня не останусь! Как стемнеет, соберу свои пожитки — и ходу! Еще и с жандармами переговорю!
Сидони поджала губы. Выходка Лароша ее потрясла. Дрожащим от волнения голосом она сказала:
— Хочется верить, что ружье все-таки не было заряжено, нет. Но я не советую тебе уходить, Марго. Подожди, пока вернется молодой хозяин. Он все уладит!
— А чем я рискую, если ночью уйду?
Алсид вдруг сильно заинтересовался трещинкой на большом кухонном столе, возле которого сидел. Сидони покосилась на него с подозрением.
— Думаешь, хозяин зря своему верному прихвостню приплачивает? проговорила она, кивая на Алсида. — Делай, что я говорю, Марго! Тем более что никто не видел, как Роже уходил из замка…
Нью-Йорк, на 34-й улице, в тот же день
Элизабет и Жюстен наслаждались прогулкой. Прижимая к груди букет сирени, молодая женщина предложила пройти к Гудзону.
— Раньше я не ходила к реке, никогда! Именно там выловили труп отца, — объяснила она. — Но с тобой мне не страшно. Я брошу эти цветы в воду, как я сделала для мамы, когда плыла назад, во Францию, на «Турени».
— Тебе от этого стало легче, моя принцесса, — и слава Богу! Ничего, что я так тебя называю? Вчера тебе это не понравилось.
Элизабет одарила его улыбкой, от которой сердце ее спутника радостно затрепетало.
— Я безумно счастлива это слышать. Еще немного — и я готова буду поверить, что родители все еще тут, рядом со мной. Я ощущаю их незримое присутствие. Особенно мамино, ведь ты — ее младший брат!
— Сводный брат, — поправил ее Жюстен. — Я предпочел бы забыть о нашем родстве, Элизабет, если мы решим жить вместе, вопреки всем запретам, церковным и правовым. Но хватит о прошлом. Поговорим лучше о будущем, — сказал он. — У нас есть еще пара часов, ты — любовь всей моей жизни, красивейшая из женщин, и я счастлив. А, вот и еще одна французская кондитерская!
Они с интересом изучили ассортимент пирожных в витрине, на круглых мраморных подставках.
— Шоколадные эклеры! Пирожные «Сент-Оноре» и кофейные «Мокко»! — восхитилась Элизабет.
— Если проголодалась, зайдем и купим! Смотри, у них есть три маленьких столика, так что можно попить чаю прямо тут.
— Может, на обратном пути? Мы почти подошли к реке.
Молодая женщина отвернулась от витрины и прочла надписи на вывесках двух соседних бутиков, разумеется французских. Один оказался парикмахерской, другой — галантереей. Вокруг сновали бесконечные пешеходы. И каждый раз, когда Элизабет слышала родную речь, сердце в ее груди замирало.
— Жаль, что я никогда не бывала в этом квартале, — вздохнула она. — Но ма и па вообще мало куда меня водили. Сентрал-парк, театры, магазины на 5-й авеню… И никаких прогулок пешком по улице!
Жюстен слушал, с душевным трепетом вспоминая ее совсем маленькой — такой, какой она была в детской замка Гервиль, а потом представил ее девочкой постарше, изнеженной, редко покидающей роскошную квартиру в Дакота-билдинг.
— О нет, опять этот тип! — Элизабет выглядела раздосадованной. — Такое впечатление, что он следит за мной!
На противоположной стороне улицы, сквозь сплошной поток автомобилей, карет и омнибусов, она все же сумела рассмотреть худощавую фигуру того самого бродвейского нищего. И повисла на руке у Жюстена.
— О ком ты говоришь? — встревожился он.
— Тот мужчина, там, через улицу! В сером полотняном костюме, похожем на робу каторжника, и кепке! Я уверена, он меня преследует! Анри говорит, он умственно отсталый, перебивается поденной работой. Но я что-то в этом сомневаюсь!
— Как по мне, это обычный нищий, Элизабет.
— Или у него это способ маскировки. Что, если на самом деле он какой-нибудь извращенец или сумасшедший? Жюстен, идем отсюда! У него такие страшные глаза — пустые, словно бы потухшие.
— С такого расстояния мне его глаза не рассмотреть. Да, пожалуй, пойдем! У тебя в лице ни кровинки!
— Господи, он идет к нам! — ужаснулась молодая женщина. — Жюстен, умоляю, сделай что-нибудь! Я не могу его видеть! Он желает мне зла, я это знаю!
Элизабет хватала ртом воздух, тело сотрясала нервная дрожь. Жюстен едва успел ее подхватить, когда у молодой женщины подломились ноги.
— Жюстен, помоги! Меня тошнит! Мне холодно! Мне жарко!
Она задыхалась, цеплялась за него из последних сил.
— Элизабет, тебе надо к доктору! — в ужасе вскричал он.
Жюстен растерянно смотрел по сторонам в надежде на чье-нибудь содействие. Подбежала белокурая женщина лет пятидесяти, в розовом рабочем халате.
— Сюда, мсье! Французская больница совсем рядом, я вас провожу! Вон то восьмиэтажное кирпичное здание справа! Вам нужна помощь. Моя клиентка подождет!
— Благодарю, мадам! — произнес, вдохнув с облегчением, Жюстен.
— Ваша молоденькая женушка ждет ребенка, верно? Я работаю в этой вот парикмахерской и видела в окно, как вы шли по улице. Я родом из Эльзаса. А вы?
— Я родился в Шаранте, — рассеянно отвечал Жюстен.
Он думал только о том, как бы не уронить Элизабет, которую практически нес, обхватив за талию.
— Давайте-ка я поддержу ее с другой стороны! Совсем сомлела, бедная… Меня зовут Маргарита. А больница эта — уже третья по счету. Первые две были слишком маленькие и без каких-либо удобств. В этом районе много бедноты, так что и приют был тоже нужен. Теперь все есть, и содержат больницу монахини из Конгрегации марианиток Святого Креста. Но доктора сюда приезжают работать из Франции! Сестры и персонал разговаривают только по-французски и по-фламандски.
— Вы прекрасно осведомлены, мадам, — из вежливости заметил Жюстен.
Он порадовался про себя, что идти недалеко, иначе
