Эйна Ли - Гордость и соблазн
Дом был похож на замок, даже решетки на окнах выглядели элегантно. Однако для Эмили этот дом был тюрьмой, в которой она провела взаперти двадцать три года своей жизни.
Она знала, что с тех пор как Джош телеграфировал о времени их приезда, начальник этой тюрьмы уже сделал необходимые распоряжения. Теперь он поджидает их в роскоши своего кабинета, обитого дубовыми панелями, сидя в огромном кожаном кресле за столом красного дерева — собственноручной работе Томаса Джефферсона.
Экипаж остановился у подъезда, дверку открыл быстро подскочивший молодой грум в ливрее. Джош вышел первым и протянул руку Эмили. Она глубоко вздохнула и вышла из экипажа. Огромный ирландский сеттер подбежал к ней и обнюхал ее платье.
— Привет, Рэд, — сказала Эмили, гладя собаку по голове. Это была собака повара. Эмили никогда не разрешалось держать животных, потому что от них в доме была грязь и шерсть.
Дверь отворилась, и Джеймс Уоллес, дворецкий, приветствовал ее:
— Добро пожаловать домой, мисс Эмили.
Он отступил в сторону, чтобы пропустить ее, а она немного задержалась, разглядывая знакомые стены выложенного мрамором крытого портика. Тут ничего не изменилось — а почему она считала, что здесь должно что-нибудь измениться? Сколько она себя помнила, здесь никогда ничего не менялось. Кусочки резной слоновой кости и полированного гранита все так же блестели по бокам лестницы, хрустальный канделябр все так же сверкал, отражая солнечный свет. Знакомые темные рамы красного дерева, как всегда, были аккуратно вычищены.
— Мистер Лоуренс ожидает вас в…
— Я знаю, — ответила Эмили.
— Ваша шляпа, сэр, — обратился дворецкий к Джошу.
— Джеймс, это мой муж, мистер Маккензи.
Если эта новость и произвела на вышколенного слугу какое-то впечатление, то можно с уверенностью сказать, что это никоим образом не отразилось на его лице. Джеймс был хорошо выдрессирован на службе у Хайрема Лоуренса.
— Мои поздравления, сэр.
— Спасибо, — ответил Джош, подавая дворецкому свою ковбойскую шляпу, и поспешил следом за Эмили.
Она остановилась в нерешительности перед двустворчатой широкой дверью.
— Ну что ж, мистер Маккензи, как я помню, вы говорили, что не признаете компромиссов. Тогда, любовь моя, держись крепче в седле, потому что сейчас тебе понадобится вся твоя смелость и решительность.
И, драматически взмахнув рукой, Эмили распахнула дверь в кабинет отца.
Хайрем Лоуренс даже не поднял головы, когда они вошли. Пока они пересекали пространство, устланное дорогам восточным ковром, в комнате был слышен лишь скрип пера. Эмили присела на один из золоченых парчовых стульев эпохи королевы Анны, стоящих перед столом. Джош последовал ее примеру и сел на другой стул.
Наконец мистер Лоуренс отложил перо в сторону и, не поднимая глаз, произнес:
— Итак, моя расточительная дочь вернулась под отчий кров.
— Вопреки моему желанию, отец.
Лоуренс вырвал чек, который он только что подписал, из большой переплетенной чековой книжки и толкнул его через стол в сторону Джоша.
— Мистер Маккензи, признателен вам за хорошую работу. Получите ваш чек, и вы свободны. Пожалуйста, закройте за собой дверь, когда будете выходить.
— Я буду рад покинуть ваш дом, сэр, только после того, как скажу все, что собирался вам сказать.
— Мистер Маккензи, повторяю, вы свободны. У меня нет времени, а еще более желания выслушивать любые ваши объяснения.
— Как вам угодно. Тогда я не буду более занимать как ваше внимание, так и свое время, пытаясь вам что-то объяснять против вашего желания. — Он поднялся. — Пойдем, Эми.
Последние слова заставили Лоуренса встрепенуться.
— О чем вы там толкуете? Моя дочь никуда с вами не пойдет.
— Моя жена, сэр, — уточнил Джош.
Лоуренс вскочил на ноги, устремив свой взор на Эмили.
— Это правда? Вы вышли замуж за этого искателя приключений, чтобы досадить мне?
— Едва ли, отец. Вы перехитрили самого себя. Я вышла замуж, потому что полюбила его.
Натянуто усмехнувшись, Лоуренс произнес:
— Зато он, без всякого сомнения, имеет некоторые виды относительно тебя.
Эмили дерзко вздернула подбородок.
— Да, имеет.
— Догадываюсь какие. Ясно, что он полюбил твое богатство.
— О, вы имеете в виду то наследство, которое мне оставила матушка и которое, как вы утверждаете, я у вас украла? Это богатство, отец?
— Я надеюсь, что ты его не промотала целиком, ведь тебе надо было что-то покупать во время своей безумной эскапады. От меня он не получит ни пенни.
— Прошу прощения, — перебил его Джош. — Если вы оба не возражаете, я бы хотел сказать несколько слов сам.
— Мне совсем не интересно слушать, что собирается говорить этот жиголо, — презрительно бросил Лоуренс.
— В любом случае вы выслушаете меня, хотите вы этого или нет. Я женился на Эмили вовсе не из-за ее денег. Я женился на ней потому, что искренне полюбил ее. — Лоуренс презрительно хмыкнул. — К счастью, сэр, мне совершенно безразлично, верите вы мне или нет. Мы приехали сюда по одной причине: я хотел, чтобы о нашей свадьбе вы узнали от меня лично, а не от посторонних людей. Что же касается денег, сэр, я не хочу брать от вас ни цента. Я своими глазами убедился, что эти деньги не принесли вам ничего хорошего.
— Как вы можете судить, Маккензи, о том, что они принесли мне?
— У меня есть сестра такого же возраста, как и Эмили. И могу поклясться, что ей и в голову не придет сбегать из дому, чтобы избавиться от властной руки отца-деспота. Вы самый большой глупец, какого я видел в жизни, сэр. Что принесла вам ваша власть и деньги, кроме этого пустынного мавзолея?
Хайрем посмотрел на Джоша, как будто тот был комар, которого он сейчас прихлопнет одним щелчком.
— Вы понимаете, с кем вы разговариваете? Я не думаю, что вы осознаете, что означает фамилия Лоуренса в этих краях, Маккензи. Если я захочу, вы окажетесь за решеткой прежде, чем успеете дойти до конца садовой дорожки, ведущей к воротам моей усадьбы.
— Да, я подозреваю об этом, сэр. Тем не менее фамилия Маккензи тоже имеет значительный вес в тех местах, откуда я родом.
Лоуренс хмыкнул;
— Может быть, вы просветите меня на сей счет?
— Это означает преданность и честь.
— Которые не позволят вам купить и пяти центовой чашки кофе здесь, в Лонг-Айленде.
— Возможно, и нет, сэр, но слово Маккензи стоит гораздо большего, чем все ваши банковские счета. Я дал вашей дочери клятву, что буду любить ее и защищать се честь, сэр. И буду верен этой клятве всю жизнь.
— Хм! Преданность можно купить, Маккензи.
— Сомневаюсь в этом, сэр.
— Держу пари, что да! — Ухмылка появилась на его лице. — Мне кажется, мы начинаем лучше понимать друг друга.
