Пенелопа Томас - Отчаянная
Миссис Мэдкрофт открыла рот, чтобы заговорить.
Но ее опередили звуки шагов. Шла женщина. Она шла за пределами зала, достаточно далеко, может быть, даже за пределами здания. У нас, сидящих в зале, сложилось странное восприятие этой необычной походки. Шаги были легкими, женскими, вместе с тем, они отдавались в наших ушах гулко, тяжело.
С каждой секундой они приближались. Вот на несколько мгновений замерли. Я догадалась, что женщина остановилась на лестничной площадке. На той самой, где Лили любила стоять в ожидании гостей, откуда сбегала им навстречу.
Затем шаги зазвучали снова, все ближе и ближе.
Наш маленький кружок замер. Никто не говорил и не шевелился. Кажется, даже ресницы оставались неподвижными на наших бледных лицах. Всех нас сковал страх. Мы боялись даже дышать. Мы до боли стиснули наши и без того крепко сжатые руки. Мистер Ллевелин стиснул мою руку. Он держался спокойно, и все же я чувствовала его волнение. За кого он волновался?
За себя?
Или за кого-нибудь другого среди сидящих здесь, кого он подозревал в убийстве?
А шаги все приближались. Они сопровождались различными звуками. Вот что-то гулко треснуло, будто надломилось кряжистое дерево. А вот раздался какой-то необычный едва уловимый звон, будто бабочка случайно Зацепила крылом туго натянутую паутину. Шаги, треск, легчайший звон — все эти звуки следовали друг за другом, казалось, вытекали один из другого.
Неожиданно близ двери возник аромат розового масла. Сначала он воспринимался лишь очень тонким обонянием и на незначительном удалении. Но постепенно аромат распространялся все шире и ощущался в зале все заметнее. Наконец он наполнил весь зал, его не мог не заметить человек с самым неразвитым обонянием.
— Это Лили, — со страхом пролепетала Эглантина, прижимаясь к мужу. — Это ее запах. Я всегда говорила, что ее можно почувствовать за пятьдесят ярдов.
Эглантина неприлично тряслась, и ее голос дрожал.
Винни зашевелился на стуле.
— Я думаю, что это не самое подходящее время для оскорблений, — недовольно заметил он.
— Эдмонд, ради Бога, встань и зажги лампу, — умоляющим тоном попросила Урсула.
— Мы не должны разрывать круг, — возразил мистер Квомби. — Это может быть опасно.
— К черту ваш круг! — возмутилась Урсула. — Я просто не перенесу повторное появление этой…
— И Фанни тоже, — добавил доктор Род ее. Однако, несмотря на возмущение доктор Родес не сдвинулся с места. Может быть, не смог, а может быть, не хотел.
В этой нервозной обстановке только Эдмонд владел собой. Он отпустил мою руку и отодвинул свой стул. Но выйти из-за стола ему не удалось, он никак не мог высвободить вторую руку.
— Отпустите меня, миссис Причард! — недовольно потребовал он.
— Я не могу, — захныкала она. — Боже милостивый, я действительно не могу.
Трудно сказать, что ответил бы и как поступил бы мистер Ллевелин, но тут раздались не очень громкие, но отчетливые постукивания в дверь зала. Она открылась и ударилась о стенку. Все мы увидели темный и пустой коридор. Ни за дверью, ни перед дверью никого не было.
Эглантина закричала. Эдмонд забыл о своей борьбе с Салли и успокаивающе положил другую руку на мое плечо. Я подняла ладони, чтобы прикрыть пламя свечей от порыва холодного ветра, который, как мне казалось, должен был вот-вот ворваться в зал.
Но холодный ветер так и не подул.
Температура все же заметно упала.
В зале появилось нечто туманное. Оно закружилось по залу, словно в танце. Постепенно это туманное нечто стало приобретать определенные формы. Вот появилось подобие головы, обозначились очертания изящных в меру покатых женских плеч. Наконец, проступила вся хрупкая фигура с тонкой талией и соблазнительно высокой грудью. Черты лица оставались довольно расплывчатыми, и я скорее почувствовала чем увидела ее дугообразные брови, вздернутый нос и чувствительные губы.
— Ты выдумываешь все это, — сказала я себе.
Но и после этого я не могла избавиться от ощущения присутствующей женщины из тумана.
Лили Ллевелин, если это действительно была она, плыла по воздуху к столу. Я ощутила то холодное прикосновение, которое почувствовала сначала на лестничной площадке, затем в музыкальном зале. Теперь это прикосновение вызвало во мне странные переживания, представляющие причудливую смесь жалости и мрачного предчувствия.
Я исподтишка посмотрела на доктора Родеса. Он сидел бледным, его руки дрожали. Белые руки доктора контрастным пятом выделялись на фоне окружающей нас темноты. Но что бы он там ни чувствовал, ни переживал, все свое внимание он сосредоточил на Фанни. Судя по всему, он готов был при первой необходимости немедленно прийти ей на помощь.
А Фанни будто приросла к своему стулу. Стиснув пальцами руку жениха, она пристальным взглядом следила за приближением призрака.
— Мама, мама, — шептала она время от времени.
Призрак же вместо того, чтобы двинуться напрямую к Фанни, медленно поплыл вокруг стола. Откуда-то до нас донесся горловой, воркующий смех женщины. Так могла смеяться только женщина, получившая от близости с любовником наслаждение, познавшая с ним земное счастье.
Я следила за призраком затаив дыхание, пыталась понять, к кому Лили проявляет особый интерес. Вот она направилась к… Эдмонду? Неужели действительно к Эдмонду?
К моему облегчению и удивлению кое-кого из сидящих за столом привидение остановилось и заколебалось над Винни. Повеяло легким теплом. Оно распространялось по всему залу, обволакивая и укрывая всех нас, будто набрасывая покрывало.
— Господи, — подумала я, — был ли здесь хоть один мужчина, кого эта женщина не соблазнила бы? — Хотя я очень сомневалась, что Винни в свое время отвергал ее внимание. Скорее всего, он сам добивался Лили. Хотя, может быть, не очень настойчиво и не очень долго. Просто с его стороны и не требовалось продолжительных и больших усилий.
Но миссис Мэдкрофт говорила о другой любви. Пока что ничего другого не было, кроме удовлетворения страсти.
Чисто физического удовлетворения.
В тишине зала стали слышны какие-то прикосновения к рыжевато-коричневым волосам Винни. Невидимые пальцы? Или невидимые губы? Кончики ушей Винни покраснели. Это было хорошо видно даже при слабом свете свечей. Но Винни держался молодцом. Только его неестественно прямая спина говорила о том, как неуютно чувствовал он себя в эти минуты. Да, призрачные ласки призрачной любовницы, видно, не то же самое, что страстные ласки реальной, живой любовницы, страстной женщины.
В зале прозвучал мягкий смех с ироническим оттенком. Теперь Лили смеялась уже не над Винни, а над доктором Родосом. Источник смеха стал кружить вокруг головы Кенета. В какой-то момент смех вдруг изменил свое содержание. Хотя в нем по-прежнему звучала ирония, но теперь она была адресована уже не Кенету, а Эглантине. И Лили как бы приглашала Кенета принять участие в ее иронических шутках, так же как он принимал участие в подобных шутках прежде.
