Сандра Уорт - Леди Роз
– Бойся Мартовских ид, – повторила она слова своего собрата, сказанные Цезарю полторы тысячи лет назад. После этого на меня напала хандра, от которой я так и не смогла избавиться.
Ив самом деле, скоро люди короля перехватили гонцов с письмами, в которых говорилось о намерении Уорика заменить Эдуарда Кларенсом. Вслед за этим пришло сообщение, что в начале марта Уорик потерпел поражение под Стамфордом. Это сражение прозвали «битвой в Поле сброшенных одежд», потому что бежавшие солдаты бросали туники с эмблемой Уорика. Забрав дочерей, Нэн и зятя Кларенса, Уорик отплыл в Кале; жена Кларенса Белла была на восьмом месяце.
Прочитав письмо Джона; я вскрикнула и прижала руку к груди; сердце сжала мучительная боль.
Ко мне бросилась Урсула:
– Исобел, дорогая, что с вами? Скорее сядьте! – Она повела меня к креслу.
Вскоре боль стала терпимой, и мне удалось сделать глубокий вдох.
– Все… в порядке… – солгала я; сердце вело себя странно уже несколько месяцев. – Просто письмо…
Урсула читала послание, ахая и что-то бормоча себе под нос. Потом она положила письмо, тяжело вздохнула и сказала:
– Утешение одно: хуже уже некуда.
Но она ошиблась. Вскоре прибыли еще более страшные вести. Гарнизон Кале выполнил приказ короля Эдуарда и отказался впустить своего коменданта. У Беллы начались схватки – несомненно, вызванные качкой, – и она родила мертвого мальчика прямо на борту корабля, где не было никаких лекарств, кроме предназначенного для Кале вина.
Когда в Уоркуорт прибыл нортумберлендский герольд и принес из Вестминстера новые плохие известия, я была одна; Джон выполнял свой долг на границе.
– Король объявил Уорика и Кларенса изменниками и назначил награду за их головы. Вашего доброго дядю, графа Вустера, вновь сделали лордом-констеблем Англии вместо отца королевы, графа Риверса, казненного в Эджкоуте.
Не доверяя собственному голосу, я молча кивнула, и герольд ушел.
Мне хотелось найти утешение в объятиях Джона, но домой он не вернулся, а на мое письмо не ответил. Я крепилась, но ощущала сильную тревогу. Приближалась тринадцатая годовщина нашей свадьбы, а это событие мы пышно праздновали всегда; единственным исключением был год, когда Джон находился в плену после сражения у Блоур-Хита. Если бы я не знала своего мужа, то решила бы, что он избегает меня. Но таких глупых мыслей я себе не позволяла.
У Джона, старавшегося поддерживать мир в стране вопреки проискам брата, было множество забот; кроме того, его сильно тяготил разрыв с семьей. Однако мое одиночество не скрашивали даже дети; я отчаянно тосковала по мужу. И вдруг меня осенило: тринадцать – несчастливое число. Может быть, что-то изменилось и Джон действительно избегает меня. Но это не имело смысла: после истории с Сомерсетом серьезных размолвок у нас не было.
Тем временем на севере вновь стало неспокойно. Робин из Ридсдейла, однажды уже разбитый, поднял новый мятеж.
Как ни странно, эту новость я узнала не от Джона, продолжавшего молчать, не от странствующих торговцев, которые больше не просили ночлега, а от Урсулы, которая услышала ее от владельца деревенской харчевни, когда ездила в' Йорк за миндалем, сахаром и сушеными фруктами.
Сохранять спокойствие и делать вид, что не происходит ничего особенного, становилось все труднее.
– Агнес, как поживают твои родные? Горничная сделала реверанс, но глаз не подняла.
– Спасибо, миледи, неплохо.
Я следила за ней с тревогой. За последние две недели ее отношение ко мне резко изменилось. Так же холодно со мной разговаривали лавочники в деревне, Йорке и всюду, куда я ездила.
– А что с кузеном твоего мужа, раненным при Хексеме?
Агнес проглотила слюну, замешкалась, а потом ответила:
– Не знаю, где он, миледи, но молюсь за его здоровье. А теперь я с вашего позволения займусь отхожим местом.
Я наклонила голову, и горничная, не глядя на меня, скрылась за углом комнаты. Но так вела себя не только она одна.
Все слуги при моем появлении внезапно умолкали, а потом начинали перешептываться. Мои распоряжения они выслушивали без улыбки и торопились исчезнуть. Причины этого я не понимала. Я всегда хорошо обращалась со слугами, и они прекрасно знали, как я к ним отношусь.
Отказавшись от попытки поговорить с Агнес, я вышла из комнаты во двор и отправилась на конюшню. Горничные и слуги, мимо которых я проходила, освобождали дорогу, кланялись и бормотали «миледи» – иногда испуганно, иногда мрачно.
– Где Джеффри? – спросила я одного из мальчиков, чистивших лошадей.
При моем появлении он шарахнулся в сторону и лишь потом вспомнил-о правилах приличия.
– Миледи графиня Нортумберленд, я не знаю, но, если хотите, могу его поискать.
Мальчишка явно нервничал. Я покачала головой:
– Спасибо, не важно.
Я нашла Джеффри у шорника. Они сидели и о чем-то шушукались.
– Джеффри…
Оба вскочили, и Джеффри церемонно поклонился мне в пояс. Это меня встревожило. Джеффри всегда был учтив, но не раболепен. Я посмотрела на съежившегося шорника, кивнула, и бедняга удрал так, словно за ним гнались черти.
– Джеффри, что происходит?
– Миледи, ей-богу, не знаю, о чем вы говорите, – покраснев, ответил он.
– А я думаю, что знаешь, – сказала я. Старик побагровел.
– Миледи… – Он переминался с ноги на ногу и искал нужные слова. – Наверно, вам лучше поговорить с… – Джеффри осекся.
«С кем? – подумала я. – С Нэн, с Мод? С леди Коньерс, леди Скруп или леди Клинтон, мужья которых сейчас воюют на стороне Уорика и находятся во вражеском лагере?»
– С графом Нортумберлендом, – наконец сказал он.
– Ты прекрасно знаешь, что мой муж охраняет побережье у Бамберга от своего брата Уорика! – выпалила я. – С кем мне говорить?
Джеффри проглотил слюну.
– Скоро Урсула вернется из Йорка.
– Почему ты молчишь?
Он с несчастным видом покачал головой.
– Раз так, пошли за ней, – неохотно велела я. Урсуле предстояло сделать множество покупок, в том числе купить ткань для детских платьев, и она могла вернуться только через неделю.
Урсула вернулась на следующий день в скверном настроении. Перед самым получением моего вызова ей сообщили, что суд над сэром Томасом Мэлори снова откладывается.
– Эта сука Вудвилл всеми правдами и неправдами уже три года удерживает его в тюрьме без суда. То же самое делала Маргарита в пятидесятых, когда он поддерживал герцога Йорка, – уныло сказала Урсула.
– Какой предлог они придумали на этот раз?
– Сказали, что не могут найти присяжных для суда.
Я устало вздохнула. Это было похоже на правду. В деревнях почти не осталось мужчин; все решали, чью сторону принять, и готовились к войне.
