Альбер Бланкэ - Война амазонок
– Вы ранены, маркиз? – спросила она, увидев, что его рука на перевязи.
– Это пустяки, ваше высочество, пуля пронизала мне руку.
– Так вы едете домой, чтобы перевязать рану?
– О! Нет, я спешу к его высочеству.
– Что вам надо от него?
– Мне надо, чтобы он отдал приказ пропустить в ворота Сент-Онорэ войска, стоящие в Поасси; они непременно должны подоспеть на помощь принцу, который выдерживает ожесточенный напор роялистов, число которых втрое больше его отряда.
– В таком случае, маркиз, вам не надо обращаться к моему отцу.
– К кому же, ваше высочество?
– Поезжайте со мной. Отец уполномочил меня, и я теперь еду в ратушу, чтобы приказать парижскому губернатору повиноваться принцу Кондэ.
Так продвигались они, теснимые народом, который, узнав принцессу, приветствовал ее громогласными восклицаниями – молва о ее подвигах в Орлеане воодушевляла всех восторгом.
Все добрые граждане вооружились и, следуя за амазонками, при трубных звуках вопили и ревели кто во что горазд, только бы погромче. Со всех сторон требовали сражения, готовые идти против Мазарини под предводительством внучки Генриха Четвертого.
– Да, друзья мои, – говорила принцесса, – вы мои, и я благодарю вас, но в настоящее время я должна посоветоваться с губернатором.
Внутренне героиня Орлеанская говорила себе, что, если бы в ратуше ей вздумали отказать, она и без старшин обойдется, сумеет воспользоваться готовностью этого доброго народа.
– Где герцогиня Лонгвилль? – спросила принцесса, всходя на крыльцо ратуши за маршалом Лопиталем и городским головой.
– Герцогиня присоединилась к принцу Кондэ.
– Она сражается рядом с ним! – сказала гордая амазонка. – Я узнаю мою бесстрашную кузину!
Она, ускорив шаги, поспешила в залу, где происходило совещание членов совета. Им она предъявила свои полномочия и затем изложила свои желания. Губернатор, городской голова и члены совета молча переглядывались.
– Подумайте только, господа, – сказала принцесса, – в эту минуту принц с горстью людей сражается против многочисленного войска, и, может быть, многочисленность восторжествует.
– Мы будем совещаться.
– Ах! Господа, до совещания ли теперь? Надо действовать. Мой отец всю жизнь свою приносил в жертву Парижу, отказывать ему в спасении принца Кондэ, который теперь сражается за общее дело, значило бы платить ему неблагодарностью.
– Но, ваше высочество, если пропустить через город войска, которые стоят у ворот Сент-Онорэ, произойдут такие беспорядки, что после и не справишься.
– Господа, – настаивала принцесса, не отвечая на их замечание, – разве вы не знаете, что кардинал Мазарини возвращается в Париж с самыми злобными намерениями. Если принц Кондэ потерпит поражение, то не будет пощады ни тем, кто изгнал кардинала и назначил цену за его голову, ни самому Парижу, который будет предан мечу и огню.
– Но, ваше высочество, – сказал маршал Лопиталь, – если бы эти войска не подошли к Парижу, то и королевская армия не была бы здесь.
– Господин губернатор, поймите, что принц Кондэ в опасности, что он дерется за Париж в его предместьях. Вечное бесславие падет на парижан, если принц будет побежден потому только, что ему не подано было помощи.
Все члены совета встали и вышли для совещания в другую комнату. В это время принцесса стала на колени и усердно молилась Богу. Затем вышла в смежную залу, где ожидали дамы, составлявшие ее главный штаб. По знаку подбежала к ней госпожа Фронтенак.
– Нет ли известий о герцоге Бофоре? – спросила принцесса.
– Я видела его на площади, он распоряжается толпами вооруженных граждан и проводит их небольшими отрядами к Бастилии.
– Хорошо! – сказала принцесса.
– Видела я и то, что храбрые граждане совсем не показывают восторженного вида, с каким солдаты идут на битву.
– Герцог прав. Надо как можно больше скомпрометировать парижских граждан, которые всегда готовы изображать собою флюгера и вертеться, куда ветер дует. Когда господа купцы дадут первый выстрел по мазаринским солдатам, тогда уже поздно будет пятиться, они поневоле будут сражаться с ними.
Советники во главе с губернатором возвратились в залу. Губернатор был в большом смущении.
– Ну что скажете, господин маршал? – спросила принцесса, подозревавшая, что советники не послушали старого царедворца.
– Ваше высочество, я и господа советники согласны подписывать все ваши приказания.
Не теряя ни одной секунды, принцесса продиктовала:
«Приказ начальнику караула у ворот Сент-Онорэ: немедленно отворить ворота войскам, идущим из Поасси».
Пока секретарь совета писал, принцесса подозвала к себе госпожу Фьеске.
– Графиня, отыщите на площади маркиза де Жарзэ, пускай он мчится стрелой к принцу Кондэ с известием, что написан пропуск для его войск.
Маршальша поспешно ушла. Последний член совета приложил свою подпись, принцесса, почти вырвав бумагу из его рук, передала ее госпоже де Фронтенак.
– Передайте эту бумагу маркизу ла Булэ, который ждет у крыльца, и скажите ему, что от этой бумаги зависит спасение его начальника, принца Кондэ.
Принцесса изнемогала от усталости и согласилась, чтобы ей принесли из ближайшего трактира что-нибудь поесть. Скромный обед она разделила со своим главным штабом под звуки пушечной пальбы и ружейной перестрелки, которые с каждой минутой слышались все ближе, как будто у самой ратуши… Принцесса кипела нетерпением, каждую минуту посылала она за известиями, а вестники не возвращались…
– Я сама хочу судить о настоящем ходе событий. На коней!
Она сходила с крыльца, сопровождаемая губернатором, который непременно хотел держать ей стремя, но не успели они появиться, как раздалось оглушительное ура принцессе, проклятия и угрозы маршалу.
– Изменяют нашему принцу! – кричали одни.
– Покидают нашего защитника! – подхватили другие.
– Принцесса, – сказал Мансо, приблизившись к ней со сверкающими яростью глазами, – как вы можете терпеть подле себя этого мазариниста? Скажите слово, и мы бросим его в Сену.
– В Сену маршала! – заревела толпа.
– Напротив, я очень довольна маршалом, он сделал все, чего я желала, – возразила принцесса громким и твердым голосом.
– Счастлив он, коли так, а в другой раз несдобровать ему, если не будет идти прямым путем!
Маршал поспешил убраться в ратушу, пока принцесса при восторженных криках народа со своими маршальшами усаживались на коней. Между тем Мансо не выпускал из рук повода лошади, на которой сидела принцесса.
– Ну что же, друг мой, чего ты ждешь, зачем не отпускаешь меня?
