Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 2
Нескоро узнают они о том, чем закончилась военная операция против Одберта, выполнять которую было поручено Зигвульфу. Две фазы лунного цикла должно миновать. Когда войско достигло Тавнского хребта, воины заняли три горные крепости, расположенные на вершинах на одной линии. Третью часть всей своей армии Ауриана оставила в мрачной, населенной духами срубленных деревьев и замшелых валунов крепости, построенной в незапамятные времена каким-то неведомым, давно забытым племенем. Она стояла прямо на пути Восьмого легиона Августина, который — по донесениям разведчиков — упорно прорубался в этом направлении сквозь густой лес. Военный совет хаттов пришел к заключению, что пока следовало оставить в стороне военные лагеря Двадцатого и Четырнадцатого легионов, которые продвигались по открытой местности. В случае, если засада окажется удачной и в нее попадется Восьмой легион, хатты намеревались двинуться дальше, переходя из одной горной крепости в другую, двигаясь вдоль хребта Тавнских гор и подкарауливая приближающегося несколькими потоками противника. В ходе своего продвижения хатты планировали устраивать засады, высылая лазутчиков на разведку для того, чтобы уточнять местонахождение римских частей.
Теперь Ауриана поняла, почему римские легионы действовали так агрессивно, с таким необычным напором: незнакомая чужая земля пугала солдат и им было необходимо как можно быстрее сделать просеки для дорог, возвести крепости, а затем, опираясь на них, начать активные боевые действия. Римские форты вырастали из-под земли, словно ядовитые мухоморы после дождя. Бесконечные просторы непроходимого девственного леса открывались жадным глазам иноземцев. Дикую свободу этих первобытных земель они пытались подавить и растоптать, связав ее туго веревками дорог, огласив чащи необитаемого леса грубыми криками на чужом языке. Надвигавшиеся мощной волной потоки римских легионов были похожи на ненасытную машину смерти, на пасть, полную острых клыков, которая перемалывала и поглощала хаттские селения. Прогуливаясь ночью по валу крепости, Ауриана слышала в своем воображении плач погубленных римлянами детей, призраки которых как будто витали над хаттским военным лагерем, требуя отмщения.
Ожидая подхода римского легиона, хатты вели суровый образ жизни в своем военном лагере, питаясь очень скудно, располагаясь на ночлег под открытым небом или под натянутыми навесами, которые не спасали от холода. По утрам они метали копья в мишени, которыми служили столбы. Вечерами рассказывали друг другу разные истории и легенды, чтобы отогнать свой страх перед неизвестностью и грозным противником. Ауриана распорядилась, чтобы старую катапульту привели в боевую готовность, и приписанные к ней стрелки тренировались каждый день в стрельбе. Сама Ауриана ежедневно проводила тренировочные поединки, выбрав своим партнером Витгерна, они сражались увесистыми деревянными дубинками. Когда воины собирались у котлов, чтобы поесть, Ауриана подходила к кострам и разговаривала с ними, ободряя и успокаивая своих соплеменников.
В один из таких дней в расположение крепости явился кузнец по имени Уннан, принесший мрачную весть. Ауриана встретила его в каменном помещении, встроенном в северный вал крепости, там она обычно принимала гонцов и явившихся с донесениями разведчиков. Уннан стоял перед ней, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя себя очень неловко, наконец он скрестил руки на груди, пытаясь спрятать свои неровно обломанные, черные от грязи ногти. Заметив его возбужденное состояние, Ауриана приказала принести кузнецу кубок крепкого меда.
Уннан поведал ей, что в последнюю четверть луны, в то призрачное время, когда ночь особенно темна, в его одиноко стоящую усадьбу прискакал какой-то всадник.
— Он окликнул меня по имени таким жутким голосом, что от его звука у меня мурашки по спине побежали и волосы встали дыбом. А я ведь не робкого десятка, поверь мне.
— Ты выглядишь храбрым молодцом, — заверила его Ауриана.
— Он сказал, что хочет подковать свою лошадь! И это в такой неурочный час, да к тому же в такое время, когда началась война! Я спрятался внутри дома, не зажигая огня, решив, что он в конце концов подумает: в доме никого нет… Пойми меня, моя госпожа, я ведь живу один на отшибе, а на дворе стояла жуткая пора, когда даже самый храбрый человек обходит стороной места погребений и могильных курганов. Но этот всадник, должно быть, видел сквозь стены. Он ждал очень долго, и я в конце концов не выдержал и открыл дверь. И сейчас же порыв ветра чуть не сбил меня с ног. Я увидел стоящего перед собой человека невероятно высокого роста, он был одет в черный плащ, полы которого мели землю. Лица его я не мог разглядеть, потому что он стоял спиной ко мне, успокаивая лошадь. Внезапно я заметил, что его конь не был обычным смертным животным. Он был громадный, с копытами, имевшими размер средней бадьи, и глазами, горевшими, словно огни факелов в руках охотников-загонщиков, бредущих через лес. Он был не просто вороной, а чернее мрака пещеры в безлунную ночь. На незнакомце была… широкополая шляпа.
При этих словах Ауриана замерла, ощущая такой ужас, как будто в затылок ей дышал злой призрак.
— Да сохранят нас боги! — воскликнула она тихо. У нее не было сомнения, что этим ночным гостем являлся сам Водан, принявший облик смертного человека.
— Незнакомец поднял руку и ветер утих. Затем он повернулся, чтобы взглянуть на меня. Я набросил плащ себе на голову, испугавшись его страшного лица, которое успел увидеть лишь мельком. Но и этого хватило мне для того, чтобы смертельно испугаться. У него была мертвенно-бледная кожа, как у прокаженного… Один глаз горел яростным огнем, а другой зиял черной пустотой.
— И… и что он сказал? — прошептала Ауриана, чуть дыша.
— Он выдохнул одно лишь слово глухим голосом, похожим на порыв ветра, голосом, которым говорят мертвые в царстве теней: «Жертву». Вот что он сказал. Что все это может означать?
— Он требовал жертву, — медленно проговорила Ауриана. Рассказы о том, что сам Водан является в начале войны какому-нибудь кузнецу передавались из уст в уста, Ауриана слышала их с детства. Однако в этих рассказах бог ничего не требовал, а наоборот, обещал быструю славную победу. То, что произошло на этот раз, было необычным и тревожным.
— Уннан, поклянись своим копьем, что ты никому не скажешь об этом, — произнесла Ауриана, стараясь превозмочь дрожь в своем голосе.
Когда Уннан ушел, Ауриана вскочила на своего жеребца и поскакала за ворота крепости; в угрюмом молчании, мчась во весь опор, она миновала озадаченных часовых и понеслась дальше на север по тропе, ведущей в сырую от дождя рощу священных вязов. Здесь она упала на колени и начала горячо молиться Фрии, прося ее помочь растолковать значение слова, произнесенного Воданом.
