Шарль Далляр - Анна Австрийская. Первая любовь королевы

— Кто бы он ни был, его нечего опасаться, он убит.

— Вами?

— Нет, незнакомцем, который вдруг явился между ним и мною и первым ударом шпаги поверг его к своим ногам.

— Что это значит? — сказала королева, говоря сама с собой с горестным беспокойством.

Она провела рукой по своему царственному лбу и продолжала:

— Это строгий урок, предостережение небесное. Милорд, опять умоляю вас, не покушайтесь на подобные предприятия, не старайтесь видеться со мной иначе как в Лувре, как посланник, как министр, окруженный телохранителями, которые вас защитят, служителями, которые будут вас оберегать. Обещайте это мне, и тогда я вас прощу, тогда я забуду все, что вы сказали мне сегодня.

— А я отдал бы всю мою кровь за то, чтобы вы не забывали этого никогда.

— Молчите! — вскричала королева голосом, выражавшим несказанный ужас.

Букингем видел, как она вздрогнула. Он посмотрел на нее. Она была бледна как смерть, и губы ее дрожали. Глаза, устремленные по направлению к двери капеллы, выражали ужас. Герцог бросился и подхватил ее; она чуть было не упала. Тогда он сам взглянул по направлению взгляда королевы. В ту же минуту герцогиня де Шеврез, которая, как скромная поверенная, удалилась от влюбленных на другой конец капеллы, быстро вернулась к королеве и герцогу. Не заботясь о величии места, она не шла, а бежала.

— Скорее, милорд, — сказала она задыхающимся голосом, — нас застали. Вот люди кардинала.

Букингем приметил у входа в капеллу тени шести человек, которые скользили один за другим так осторожно, что, очевидно, имели целью не возбудить внимания тех, кого хотели застигнуть врасплох. К несчастью для этих людей и к счастью для королевы и герцога, единственная лампа, освещавшая капеллу, висела таким образом, что стоявшие в глубине могли хорошо видеть дверь, а от двери их не было видно. Внезапный испуг Анны Австрийской был возбужден появлением первого из этих людей.

— Оставьте ее величество на моем попечении, — продолжала герцогиня, не пугавшаяся этими маленькими треволнениями, которые были естественным последствием любовных приключений. — Вы же, милорд, не храбритесь понапрасну. Отправляйтесь проворнее в то отверстие, в которое вы пришли, а оттуда в дом садовника.

Храбрый герцог не решался бежать. Герцогиня де Шеврез сделала движение нетерпения.

— Еще одна минута, и будет слишком поздно, — сказала она, — уходите, уходите! Это неудавшийся случай, но его можно найти опять, а если вы непременно захотите остаться, он будет потерян навсегда.

— Оставить королеву в эту минуту! — сказал герцог.

— Это необходимо. Оставшись, вы потеряете вашу жизнь без всякой пользы для нее, а она потеряет свою честь.

Анна Австрийская, при мысли об опасности, которой мог подвергаться герцог, возвратила как бы чудом голос и дар слова.

— Уходите, — сказала она, — я этого хочу, я вас прошу.

— Вашу руку, — сказал Букингем королеве, — я повинуюсь и ухожу.

Анна Австрийская протянула ему руку. Он страстно прижал губы к этой прекрасной руке, потом повернул за столб и исчез.

— О! Мария, я умру! — прошептала королева.

— Пойдемте! — поспешно сказала ей герцогиня. — Эти люди идут медленно от столба к столбу; они еще не видели нас. Нам остается выход, дверь хора.

Она увлекла королеву, бывшую вне себя от любви и испуга. Королева и герцогиня должны были проходить мимо подъемной двери, в которую явился Букингем и которая сообщалась подземным ходом, недавно вырытым по приказанию герцогини, с домом отца Денизы. Герцогиня, думая, что, так как Букингем ушел, плита должна быть уже на своем месте, вдруг увидела, что отверстие еще не закрыто. В ту минуту как это обстоятельство не только удивило, но и растревожило герцогиню, заставив ее предполагать, что Букингем еще находится в капелле, в отверстии показался человек. Он сделал безмолвное усилие и тихо выпрыгнул на плиту. За ним другой, за другим третий, и таким образом явилось шесть человек. Королева и герцогиня остановились.

— Я погибла! — прошептала Анна Австрийская.

Герцогиня де Шеврез узнала первого выпрыгнувшего в капеллу.

— Вы спасены, — сказала она.

Она узнала Капитана Десять. Поанти со шляпой в руке подошел к герцогине и королеве и низко поклонился. Анна Австрийская опустила капюшон мантильи, совершенно закрывший ее лицо.

— Герцог в безопасности, — сказал Поанти герцогине де Шеврез.

Он остановился на минуту, прислушиваясь к вздоху, вырвавшемуся из груди Анны Австрийской. Потом продолжал:

— Из людей, вошедших сюда, никто не выйдет живым.

— Их трупы будут говорить, — сказала герцогиня.

— Нет, их вынесут за монастырские стены, в такое уединенное место, что те, которые их найдут, подумают, что они убили друг друга.

— Хорошо, — сказала герцогиня, — вы и искусны, и храбры. Благодарю.

Поанти поклонился.

— Я вам говорила, что вы спасены, — сказала герцогиня де Шеврез, увлекая королеву.

— Спасена! — сказала Анна Австрийская. — Да, Мария, это правда, я спасена и благословляю прибытие этих негодяев, потому что теперь, когда я не нахожусь под обаянием его взгляда, я вижу, какой ужасной опасности подвергалась. Я никогда более не хочу видеться с герцогом.

Герцогиня де Шеврез не отвечала, но улыбнулась. Как она сказала герцогу, это был только неудавшийся случай, и она надеялась приискать другой.

— Кто этот человек? — спросила Анна Австрийская, указывая на Поанти.

— Этот человек, — ответила герцогиня смеясь, — Капитан Десять.

Прежде чем королева успела удивиться, обе они исчезли внутри монастыря через дверь, которая отворялась у хоров.

IX

Лафейма признается, что его негодяи трусят, а кардинал считает себя счастливым в своем несчастье, узнав, что голова его высочества спасена

Ришелье, как все честолюбцы, мало спал. Сон — половина смерти. Кардинал, часто допрашивавший свою совесть, знавший лучше всех, что он не должен надеяться попасть в рай, не торопился умереть и даже опасался этого сходства со смертью, которое отнимает у человека половину жизни.

Еще не рассвело, когда он вышел в кабинет. Однако он нашел людей, вставших еще ранее него. Уже два часа Лафейма ждал его в передней. Лафейма имел самый жалкий вид.

— Ваше преосвященство, — сказал он кардиналу, — в нынешнюю ночь случились вещи невероятные; я сам не решился бы их сказать, если бы не видел собственными глазами.

По расстроенной физиономии своего главного агента Ришелье почувствовал несчастье.