Древний Рим. Честь преторианца - Регина Грез
– Убирайся! Пусть Афес выдаст денарий за труды. Через пару дней жду тебя снова.
Прогнав доносчика, император быстро откупорил флакон с лекарством и осторожно вдохнул острый будоражащий запах уксусной эссенции с отдаленными цветочными нотками. Настроение улучшалось, прояснившаяся голова требовала новых впечатлений, а тело возжелало прогулки.
– Вели приготовить повозку! Я приму ванну и отправлюсь на главную рыночную площадь, хочу сам посмотреть, чем живет мой город в это не слишком доброе утро.
Глава 6. Представление на площади
Валия
По склонам холмов сбегали вниз узкие улочки с высокими многоэтажными домами – инсулами. Помню из истории, что в них проживает большая часть населения города, как бедняги, так и средний слой горожан.
Причем, многие комнаты и даже целые этажи сдаются внаем приезжим, а таких людей немало. Ведь купить себе дом или построить жилище в Риме могут только люди состоятельные – цена на землю невероятно высока.
На первых этажах инсул располагаются всевозможные торговые лавки и мастерские, а сами улицы часто названы в честь процветающих в округе ремесел и предлагаемых товаров: улицы Мясников, Кожевников, Виночерпиев, Менял, Сыроделов. Есть также улица Отбросов. Хорошо, что наш путь лежит мимо…
Древний Рим – город контрастов. Есть очень сырые и грязные переулки с пыльной немощеной дорогой, высокие дома там стоят тесно, заслоняют солнечный свет, давая обильную почву для таких болезней, как лихорадка, тем более, что многочисленное население таких «муравейников» испытывает крайнюю нужду.
Зато по соседству процветают публичные дома и питейно-игорные заведения. На пороках и голоде кто-то делает немалые деньги. Официантки местных таверн могут всего за семь ассов быстренько удовлетворить внезапную похоть клиента.
К примеру, кусок хлеба и кружка вина стоит всего три асса. А шестнадцать ассов составляют серебряный денарий. К слову, годовое жалование римского легионера примерно тысяча денариев. Ну, легионеры вообще-то почти на всем готовом живут. Правда, некоторые не очень долго, но такова их работа, что поделать, если Рим часто воевал в ту пору.
О, наконец-то пошли кварталы почище!
Шестиэтажные кирпичные инсулы словно коврами оплетены вьющимися растениями, на длинных балконах, объединяющих квартиры, также разбиты клумбы и на окнах стоят горшочки с цветущими фиалками. Вот это зрелище мне больше по душе. И даже развешенное между домами разноцветное белье напоминает пестрые флаги неведомых государств.
Также вплотную с домами растут деревья – лавры, акации, платаны и оливы. Часто встречаются апельсиновые деревья. Жаль, на домах нет ни табличек с указанием улицы, ни даже номеров. Видимо, люди ориентируются по памяти, ведь каждый округ города от Субуры до Этрусского квартала имеет свое неповторимое лицо.
Также Фарбий рассказывает, что неподалеку расположено Марсово поле – район богачей. Вот там имеется множество зеленых насаждений и мраморных построек, как частных жилищ, так и общественных мест, например площади с фонтанами и статуями, базилики правосудия и храмы различным божествам.
Кажется, приближаемся к Бычьему рынку. Место нашего выступления я безошибочно определяю по резкому запаху скота. Также слышен гул возбужденных голосов, толпа увеличивается, и Фарбий радостно потирает руки.
– Весь город для меня – одна большая сцена, но как же здешние подмостки я люблю!
Я только прикрыла ладонью нос, стараясь внимательно обходить остатки жизнедеятельности животных, привезенных сюда на продажу и непосредственный убой. Кстати, коровы и лошади у них удивительно низенькие, а куры тощие. Свиньи почему-то напоминают кабанов – клыкасты и покрыты черной щетиной, впрочем, я не зоотехник, могу не разбираться в местных породах.
Пока мы добирались до небольшого возвышения в центре площади, я едва не потерялась, заглядевшись на экзотических птиц. Ни разу не доводилось видеть вблизи живых павлинов и фламинго.
Они тоже будут проданы, как и попугаи в клетках и множество других певчих птах: щеглы, соловьи, зяблики. Надо же, аист… Почему-то его стало особенно жалко. Гамид сказал, что аистов покупают египетские жрецы для своих религиозных мистерий, но я перебила фокусника:
– Ах, Фарбий, смотри – там же настоящие черепахи!
– Лучше вспоминай достойные стихи для пресыщенной публики! – проворчал мой новоиспеченный «директор». – Я заметил тут преторианцев, а у парней водятся деньжата. Это же личная гвардия императора. После странной кончины Тиберия его царственный родственник трясется за свою безопасность. Я слышал, Фурий даже в нужник не ходит без охраны.
Рослый мужчина в желтой тунике грубо тряхнул гистриона за плечо.
– Попридержи язык, актеришка! За гнусные речи в адрес Цезаря недолго лишиться головы, хотя начать могут и с других частей тела.
Фарбий поклонился, пряча злую усмешку.
– Мы всего лишь репетировали свою пьесу, почтеннейший. Скоро начнется представление, известно тебе? Северная звезда немного волнуется. Она недавно прибыла из Сицилии и теперь желает покорить публику Рима.
«Северная звезда?! Это он обо мне?!» Я нервно сглотнула, в горле предательски пересохло. Читать стихи у всех на виду совершенно расхотелось.
Но Гамид уже запрыгнул на дощатый помост и прошелся по нему на руках. Физа достала из складок одежды маленькую лютню и заиграла, пока толстуха Кармилла почти грациозно поднималась на сцену, поддерживаемая Фарбием. Обо мне как будто на время забыли, и я запросто могла бы улизнуть, но куда…
Кругом снуют люди в длинных балахонах, плащах и накидках, все толкаются, порой наступают на ноги друг другу, зазывалы нахваливают свежее мясо и потроха, вдали верещат птицы и орет встревоженный скот, на кучках уличного мусора грызутся бродячие псы. Голова идет кругом…
Я устало сажусь на брошенный у помоста тюк с реквизитом и пытаюсь сосредоточиться на постановке. Скоро у четверки гистрионов появляются зрители, раздаются хлопки и смех, возгласы удивления ловкости Гамида и проделкам Кармиллы.
Фарбий играет отрицательную и притом смешную роль обжоры-богача, от которого жена убежала к тощему, но ловкому слуге. Через десять минут я уже хохочу во весь голос и пританцовываю следом за окружившей помост толпой.
Наша Физа двигается хорошо. Она сделала вид, что в ее тунику залетела пчела и теперь старается выгнать ее, потряхивая одеждой, бесстыже задирая подол и на время оголяя грудь.
Вскоре народ расступается перед плечистыми вооруженными людьми. Наверно, важный и солидный чиновник тоже хочет посмотреть на прыжки озорной девицы, а впереди идет охрана.
Я оглядываюсь
