Саманта Джеймс - Верное сердце
Ответом на ее слова было слабое движение под одеялом. Джиллиан невольно приоткрыла рот. Да он, кажется, шевелится! Или это она, опустившись слишком тяжело на соломенный тюфяк, сдвинула его с места? Однако все вопросы отпали сами собой, когда могучая рука откинула одеяло до пояса и раненый начал метаться на постели.
– Эдвин, нет! – Это имя без долгих раздумий слетело с ее губ. – Лежи спокойно, иначе твой бок опять начнет кровоточить. Ты слышишь меня, Эдвин?.. Ты не должен двигаться!
Джиллиан хотела было снова уложить его в постель, но тут свершилось невероятное. Не успела она коснуться его обнаженных плеч, как обе ее руки оказались перехваченными. Сильные мужские пальцы неожиданно сжали ей запястья. Невзирая на недуг, сила его казалась почти устрашающей.
– Эдвин, – раздалось в тишине его приглушенное, хриплое бормотание. – Ради всего святого, не называй меня Эдвином!
Джиллиан уставилась на него. Она была потрясена, изумлена, ошеломлена!
– К-как же тогда прикажешь тебя звать?
Он притянул ее к себе поближе – так близко, что она могла ощутить на своей коже его теплое дыхание, смешавшееся с ее собственным, и разглядеть золотистые искорки в его глазах – таких же ярко-зеленых, как лес вблизи замка Уэстербрук. Взгляд этих глаз, казалось, проникал в самую глубину ее существа.
– Гарет, – сделав над собой неимоверное усилие, ответил он. – Меня зовут Гарет.
И он снова потерял сознание.
Глава 3
Джиллиан вскрикнула от ужаса.
– Эдвин… Гарет. – Это имя с трудом сорвалось у нее с языка, ибо она уже привыкла называть его Эдвином. Схватив его обеими руками за плечи, она встряхнула его – грубо или бережно, сама не знала, да ее это и не заботило. – Очнись, Гарет! Очнись!
Безвольная рука свешивалась с кровати. Все усилия привести его в чувство оказались напрасными. Джиллиан колебалась между приливом радости и щемящим чувством разочарования, однако все оставалось по-прежнему. Казалось, что вся сила воли разом покинула его.
Однако он приходил в себя. Он открыл глаза… и заговорил.
С чувством вновь обретенной надежды Джиллиан бодрствовала у постели больного. Несмотря на то что потусторонний мир все еще манил его к себе, девушкой внезапно овладела твердая решимость. Она не позволит смерти похитить сегодня еще одного человека.
Только не сегодня. И не завтра.
Только не этого человека.
Тут она ощутила жар, исходивший от его тела. Встревоженная, она приложила пальцы к его щеке. Та оказалась горячей на ощупь, и огонь в очаге тут был ни при чем.
– Боже милостивый, – выдохнула Джиллиан, – да у тебя лихорадка!
Неудивительно, что он пытался сбросить одеяло!
Джиллиан снова бросилась к колодцу за водой, однако на сей раз не стада ее нагревать. Вместо этого она намочила чистую тряпку и обтерла больному лицо, шею, плечи и грудь.
Казалось, в глубине его существа вспыхнул огонь, который постепенно разгорелся в пожар, бушевавший теперь под ее ладонями и перед самым ее взором. На его лбу и верхней губе выступили крупные капли пота. Кожа его теперь отливала нездоровым румянцем. Грудь вздымалась неровно, словно каждый вздох давался ему с неимоверным трудом… как, впрочем, оно и было на самом деле.
Джиллиан негодовала на небеса – и еще больше на саму себя. Должно же быть что-то еще, что она могла для него сделать, но вот что? Что?
Она провела влажной тряпицей по его щеке, давая волю отчаянию.
– Ах, Гарет, Гарет! Если бы только ты мог мне помочь!
Он повернул голову, уткнувшись лицом в ткань, словно в поисках прохлады. И тут Джиллиан осенило. Не мучила ли его жажда? Безусловно, ведь за те долгие часы, что он провел в ее домике, больной ничего не ел и не пил. Она мысленно проклинала себя за несообразительность.
Конечно, в своем нынешнем состоянии он вряд ли способен есть, но если она хотя бы даст ему воды, то, возможно, позже он сможет выпить бульона, оставшегося от похлебки, которую она варила, и таким образом немного подкрепиться.
Подсунув руку ему под плечо, она приподняла голову своего пациента и поднесла к его губам кубок. Голова его покоилась у нее на ладони. Боже, до чего же он тяжел!
– Пей, Гарет, – произнесла она тихо. – Совсем немножко. Вот так…
Она осторожно наклонила кубок. Из груди его вырвался какой-то сдавленный звук, он поперхнулся и закашлялся. Джиллиан поспешно убрала кубок, расплескав, однако, при этом половину содержимого. Ее платье было залито водой, однако девушка не обращала на это внимания. Она сменит его позже.
Не отступая перед неудачей, Джиллиан взяла ложку и опустила ее в кубок, собираясь влить жидкость по капле ему в рот. Он тут же отвернул голову, словно капризный ребенок. Губы его плотно сжались, и он упорно отказывался принимать воду. Собрав все свое терпение, Джиллиан пробовала снова и снова, задабривая и уговаривая его, пока, наконец, в порыве досады не отбросила ложку в сторону.
– Ты не умрешь, – заявила она твердо. – Я не допущу этого, слышишь? И ты выпьешь эту воду, даже если мне придется самой влить ее тебе в горло.
Откуда ей в голову пришла подобная идея, Джиллиан так никогда и не узнала. Возможно, отчаяние заставило ее извлечь ее из некоего потаенного уголка в ее сознании. Один короткий удар сердца, и она уже больше не колебалась. Прикрыв простыней его обнаженные ноги, она забралась на постель и осторожно пристроилась поверх него, так что его бедра оказались между ее коленями. Множество мыслей роилось в этот миг в ее уме. Она была искренне рада тому, что брата Болдрика не было рядом и он не мог ее сейчас видеть. При этой мысли губы ее невольно изогнулись в улыбке – и это как раз тогда, когда ей меньше всего хотелось улыбаться! То, что она собиралась сделать, казалось ей чрезвычайно интимным… и вместе с тем чрезвычайно важным.
Девушка снова протянула руку к кубку. На сей раз, однако, она подняла его высоко к своим губам, после чего наклонилась к нему как можно ниже. При этом его подбородок нечаянно задел ее собственный, и она почувствовала прикосновение колючей щетины к своей нежной коже, ибо он уже не выглядел гладко выбритым. Ощущение было странным, ибо подобная близость с любым другим мужчиной, кроме ее отца, являлась для нее чем-то совершенно новым. Однако Джиллиан не могла допустить, чтобы это стало для нее препятствием.
Сердце ее бешено заколотилось. Закрыв глаза, она приникла губами к его губам, которые оказались сухими и горячими. От этого прикосновения ее словно пронзила молния, однако за кратчайший промежуток времени между двумя вздохами, показавшийся ей вечностью, губы Гарета слегка приоткрылись, так же как и ее собственные.
