Джанет Линфорд - Дама червей
Но она, казалось, ничего не заметила.
Опыт общения с женщинами подсказывал Мэтью, что она и в самом деле невинна. Если женщина хочет соблазнить мужчину, она ведет себя совершенно по-другому. Другая спровоцировала бы его на ласки и поцелуи, когда он склонился над ней там, на земле. Но королева фей просто лежала, не двигаясь, пока ее зубы не застучали от холода. Было видно, что ей и в голову не приходит подобная мысль. Конечно, тогда она была потрясена всем происшедшим, и ей могло быть просто не до этого.
Но и позже, когда девушка нашла свою одежду, она не выставляла напоказ свое почти обнаженное тело, а быстро накинула плащ и надела чулки и туфли. И потом, когда он привел ее к хижине, она не делала попыток соблазнить его в интимной обстановке, а без разговоров переоделась в сухую одежду.
Скорее всего она и в самом деле невинное создание. И хотя для него она более желанна, нежели лондонские красавицы, постоянно расставляющие ему сети, Мэтью не собирался иметь дело с девственницей. Джоанна была первой и единственной девственницей в его жизни, и он ничего не хотел менять.
Несмотря на все эти рассуждения, Мэтью чувствовал, что ему предстоит нелегкая борьба. Их краткое тесное общение подействовало на него неожиданным образом, а это значит, что ему не стоит сильно увлекаться ею. Но судя потому, что она дружит с Кэрью, у него не очень большой выбор. Если бы он мог тогда более трезво мыслить, то поподробнее расспросил бы девушку о том, что связывает ее с сыном. И вообще, надо было сразу выяснить, кто она такая. Но кто бы она ни была, он должен был увидеться с нею. У него появлись важные сведения о преступнике, и он должен был отдать ей шарф.
Мэтью потрогал зеленый шелк, спрятанный в рукаве, и был поражен, как его тело отреагировало на одну лишь мысль о чарующих зеленых глазах девушки.
Злясь на себя за эту слабость, Мэтью постарался сосредоточиться на более важных вопросах. Нужно сообщить все, что он знает, властям. У него слишком много своих дел, чтобы заниматься еще и покушением на неизвестную женщину. Золото и другие ценности, привезенные из плавания, все еще лежали на лондонских складах, представляя соблазн для воров. Нужно скорее доставить их королеве и кредиторам, ссудившим его деньгами для путешествия. Он должен провести серьезный ремонт своих судов, перед тем как снова отплыть. Письмо от управляющего поместьем также требовало внимания. Его мать и невестка ожидали, чтобы он заехал к ним. Список неотложных дел казался бесконечным.
Шествуя по коридору, Мэтью размышлял, кому рассказать о вчерашнем происшествии – королеве, капитану королевской гвардии или же местному шерифу. Королева прикажет провести расследование, другие двое займутся им сами. Что предпочтительней?
И еще одно обстоятельство пришло ему на ум. Явная близость ночной феи к его сыну говорила о том, что она тоже живет в Хэмптон-Корте. Если она состоит при королеве, ее величество должна быть непременно поставлена в известность.
Тем лучше! Озабоченность королевы ускорит расследование, а с Мэтью будет снята всякая ответственность. Если учесть, что он пробудет здесь не больше месяца, все складывалось удачно.
Мэтью решил, что он расскажет все, что знает, капитану Уэллсу и забудет об этом.
И все же, за что хотели убить Титанию? Что заставило неизвестного злоумышленника пойти на такой шаг? Возможно, что-то прояснится после того, как Мэтью сходит к одному сапожнику, когда будет в Лондоне. Судя по следам, стрелявший носит дорогие сапоги для верховой езды. Их каблуки прекрасно отпечатались на мокрой земле, так же как и клеймо мастера на подошве в виде буквы Х.
Мэтью заставил себя не думать об этом. Не стоит ему вмешиваться… Но беда в том, что он не мог выбросить из головы эти вопросы. Почему его сын дружит с женщиной, в которую стреляли? Почему она бродит одна в полночь? И вообще, зачем судьба привела его туда, где он увидел ее, выходящую из воды?
Мэтью прошел через анфиладу залов, продолжая размышлять. Ему не следует увлекаться девушкой, но ведь надо же выяснить, насколько сильное влияние она оказывает на его сына. Впрочем, разве можно этому удивляться? Ведь она способна на настоящие чудеса, если сумела воскресить для него прошлое с помощью одного лишь кусочка пряника. И как ей удалось понять те чувства, которые он испытывал в детстве, когда он был окружен любовью и заботой?
Ее способность достучаться до самых глубинных чувств была так же опасна, как подводные течения в океане. А как она влияет на его юного, ранимого сына? Так же? Может быть, это даже объясняет враждебность Кэрью по отношению к нему?
Вспомнив свою собственную юность и боль от утраты Джоанны, Мэтью стал тревожиться о сыне. Почти два года прошло с тех пор, когда он последний раз видел его. Мальчика просто нельзя было узнать. Леди Рассел пожаловалась ему, что, когда Кэрью только приехал в Хэмптон-Корт, он удирал из спальни каждую ночь, не обращая внимания на ее нравоучения. По прибытии Мэтью в Хэмптон-Корт несколько придворных сразу же сообщили ему, что его сын играет в карты на деньги, заигрывает с их дочерьми и дерется с их сыновьями.
Уже в который раз Мэтью проклял тот вест-индский ураган, который чуть не погубил прошлым летом один из его кораблей, задержав его возвращение домой. Естественно, Кэрью был разочарован, что отец не приехал. Конечно, он имел право выразить свое возмущение, но Мэтью никак не ожидал столь откровенной враждебности. Решительное пренебрежение правилами хорошего тона тоже удивляло Мэтью. Казалось, его сына совершенно не волнуют ни чувства, ни мнение о нем других людей.
Подходя к своей комнате, Мэтью со страхом подумал, там ли его сын или опять ищет приключений. Господи, пусть он окажется у себя, взмолился он. Меньше всего он хотел в очередной раз поссориться со своим ребенком, плодом их с Джоанной любви.
Мэтью распахнул дверь, внутренне готовый увидеть комнату пустой. Он вспомнил, как однажды сын оставил вместо себя чучело, чтобы обмануть леди Рассел. К его облегчению, на кровати действительно лежал Кэрью.
Благодарный судьбе хоть за эту маленькую радость, Мэтью на цыпочках вошел и закрыл за собой дверь.
– Привет, Грейсток! Хорошо повеселился на ярмарке? – Кэрью сел и протянул руку к огниву.
Мэтью поморщился, услышав такое обращение из уст сына.
– Не зови меня так, – буркнул он строже, чем собирался. Постаравшись овладеть собой, он заговорил более спокойно: – А почему ты не спишь?
В темноте вспыхнула искра. Кэрью зажег свечку. На лице его застыло вызывающее выражение.
– А как я должен тебя называть? Отец? Как мои кузены зовут дядю Чарльза?
Его сарказм больно ранил Мэтью. Его сын прекрасно знал, как чувствительнее задеть его. Нельзя было не признать, что его брат Чарльз был мальчику гораздо лучшим отцом.
