Карен Хокинс - Ты лишила меня сна
Наконец Трионе удалось вклиниться в угол и прижать ногу к сиденью напротив, а обеими руками она изо всей силы держалась за ремень на двери.
Становилось все холоднее, и она поняла, что плащ ее сестры непригоден для подобной цели.
— Надо же было Кейтлин положить сюда такую никчемную вещь, — бормотала Триона.
Решив взять судьбу в свои руки, Триона сбросила плащ на пол, открыла ящик под другим сиденьем и извлекла из него два толстых одеяла. Надеясь, что они ее согреют, закуталась в них.
Стараясь сохранить спокойствие, она попыталась оценить свое положение. Сейчас Нянюшка, наверное, обезумела от тревоги за нее. Попытаются ли они с Флетчером следовать за этой каретой? Нет, едва ли старая карета отца смогла бы выдержать такую бешеную скачку. И дело не только в том, что заменить старых лошадей другими у них не представлялось никакой возможности, но и в том, что их карета не годилась для подобных гонок.
Вне всякого сомнения, Нянюшка вернется к тете Лавинии и поднимет тревогу. Помощь придет, и потому единственное, что ей остается, — ждать.
Она пощупала саднящее колено сквозь юбки и нахмурилась, заметив, что оно оказалось необычно горячим. К. тому же распухало. Она уже ощутила это на ощупь. Стиснув зубы, Триона осторожно приподняла ногу и поставила на подушки противоположного сиденья.
Сейчас она больше ничего не могла сделать. Единственное, что ее утешало, это то, что лошади не могут долго нестись с подобной скоростью и их владельцу придется менять их.
Эта мысль ее немного успокоила. При первой же остановке она объяснит Маклейну свое присутствие. А поняв, что она не Кейтлин — ведь при ярком свете это сразу же станет очевидным, — Маклейн распорядится отправить её в Лондон. Возможно, она прибудет в дом тети Лавинии даже раньше Нянюшки, которой придется тащиться в старой отцовской развалюхе.
Свет за окнами начал меркнуть, и теперь Триона оказалась в почти полной темноте. «Конечно, мы скоро остановимся, — думала она. — Мы не можем…»
Внезапно карета накренилась на один бок, и Триону бросило через проход, а больное колено ударилось о противоположное сиденье. Она вскрикнула, и из глаз ее брызнули слезы.
Карета остановилась. Триона смахнула слезы и испустила вздох облегчения, когда дверца кареты открылась и внутрь ее пролился лунный свет.
Маклейн взобрался внутрь и захлопнул дверцу за собой. Снова стало темно. Она услышала, как он сорвал с головы шляпу и, бросив ее на сиденье рядом с ней, устроился напротив.
— Милорд, произошла ошибка, — начала Триона. Тем временем кучер тронул лошадей и карета снова помчалась.
— Нет! Подождите!
Но было уже поздно. Они уже неслись с почти прежней скоростью.
Триона цеплялась за ремень на двери, вглядываясь в фигуру Маклейна. В узком пространстве кареты он казался даже крупнее.
И при взгляде с такого близкого расстояния все в нем казалось чрезмерным. Казалось, он заполнил собой все пространство внутри кареты, а его длинные ноги уперлись в ее сиденье и давили на нее. Не видя выражения его лица, Триона остро ощущала опасность, будто раскалявшую воздух вокруг них.
— Милорд, произошла ужасная ошибка.
Ответа не последовало.
Триона сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться:
— Милорд! Я не та, за кого вы меня принимаете.
— Что вы говорите?
В его голосе она уловила недоверие и насмешку.
— Так вы не мисс Херст?
— Нет. То есть я хочу сказать — да, но не та. Я хочу сказать, что я мисс Херст, но не та мисс Херст, что вы думаете.
Даже в темноте она смогла разглядеть блеск его зубов, когда он улыбнулся.
— Понимаю, — сказал он вежливо. — Вы мисс Херст и в то же время не она.
— Нет, нет, нет. Я не мисс Кейтлин Херст. Я мисс Катриона Херст. Кейтлин — моя сестра, точнее сказать — сестра-близнец.
— О, разумеется.
Она немного успокоилась и расслабилась. Слава Богу, он оказался разумным человеком.
— Произошла ужасная ошибка. Видите ли, я думала, что Кейтлин прокралась в вашу карету и попыталась… О Господи, это так невежливо…
Он перегнулся через сиденье, и Триона, почувствовав на своей талии большие теплые руки, очутилась у него на колени.
— О!
Он тотчас же замер, удерживая ее.
— В чем дело?
— Мое колено, — смогла она процедить сквозь стиснутые зубы. — Я ударилась о сиденье, когда карету тряхнуло, и теперь оно распухло.
— Вы можете им пошевелить?
— Да, но чувствую при этом боль.
Он хмыкнул, устроил ее поудобнее, и она ощутила твердость его мускулов.
— Мы его осмотрим при первой же возможности.
Триона процедила сквозь зубы:
— Мы ничего не будем делать. Вы отпустите меня и сделайте это поскорее.
— Вы настаиваете?
— Да, именно так. Если же этого не произойдет, когда мы наконец остановимся, я потребую, чтобы вас арестовали.
— Арестовали? За что же?
— За похищение.
Его сильные руки сжали ее, и она ощутила исходившее от него тепло, от чего сама почувствовала жар вместо недавнего озноба.
— Как только мы остановимся, я осмотрю ваше колено. Что же касается остального, то можете делать все, что угодно.
— Я так и поступлю!
Он усмехнулся, приблизив к ней свое красивое лицо, она почувствовала его дыхание на щеке и пьянящий запах его одеколона.
— Раз уж я поймал птичку, то смогу насладиться ее обществом. Но прежде надо согласовать ваш и мой рассказы.
— Милорд, вы не понимаете. Я не Кейт…
И тут он совершил нечто совершенно немыслимое. В полутьме роскошной кареты, несущейся с безумной скоростью сквозь снежную ночь, грудь Трионы оказалась крепко прижатой к его груди. А потом с улыбкой, сияющей даже в темноте, Маклейн наклонился и поцеловал ее.
Глава 4
Хоть женщины и не такие сильные, как мужчины, зато намного умнее. И смекалка может помочь им больше, чем вы думаете.
Старая Нора — своим трем любимым внучкам холодным зимним вечером
Поцелуй, казалось, длился вечно, лишая ее разума. И это ощущение не имело ничего общего с тем идеальным нежным поцелуем, который она рисовала в воображении. Она никак не ожидала, что ее тело станет охотно отвечать на ласки Маклейна.
Внезапно она вынырнула из тумана и принялась отталкивать Маклейна, изо всех сил упираясь руками в его грудь. Он неохотно поднял голову и выпустил ее из объятий.
Триона сползла с его колен на противоположное сиденье, скрежеща зубами от боли в колене. Тело ее содрогалось от гнева и еще какого-то непонятного чувства, столь сильного, что она даже не пыталась понять и оценить его.
