Жюльетта Бенцони - Прекрасная Катрин
– Англичане сюда не сунутся, – уверенно сказал Готье, – тут кругом болота. Побоятся увязнуть.
Сара не удостоила нормандца ответом, но Катрин улыбнулась ему. Она все больше радовалась, что спасла его от гнева Ла Ира. Готье был из тех людей, кто ничему не удивляется, ко всему умеет приспособиться, говорит мало, а делает много. Час назад, когда за ним прислали к садовнику, говоря, что надо уходить, он не произнес ни единого слова. Только молча протянул руку за тесаком, который ему принесли по распоряжению Ла Ира, попробовал лезвие большим пальцем и заткнул его за свой плотный кожаный пояс.
– Я готов! – произнес он после этого.
Катрин велела садовнику отыскать для него подходящую одежду. Сбросив свои лохмотья, он облачился в короткую полотняную рубаху, коричневые облегающие штаны, забранные в кожаные башмаки, и стал похож на зажиточного крестьянина. С башмаками пришлось повозиться больше всего. В последнюю минуту сапожник срочно изготовил их, пришив кожаный верх к сандалиям, которые пожертвовал настоятель францисканцев, чей монастырь располагался рядом с бернардинским. Но и эти башмаки жали Готье, он натянул их, морщась, и, оказавшись в лодке, сразу снял.
И еще одно поразило Катрин. Перед тем как покинуть монастырь, она решила помолиться в часовне. Сара, естественно, последовала за ней, но Готье решительно отказался войти. Она не смогла скрыть удивления, а он сухо сказал:
– Я не христианин!
На всех лицах читалось изумление, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания.
– Ты же говорил нам, что не мог оставить своих друзей без христианского погребения и что закопал их в церковной ограде? – спросила Катрин.
– Так оно и было. Они имели на это право. Они были верующими, приняли крещение. А я нет!
– Надо будет тебя приобщить к вере, – сказала Катрин, решив пока не настаивать.
И теперь, когда лодка бесшумно летела по спокойной глади реки, она думала обо всем этом, глядя на нормандца сквозь полуопущенные веки. Он нравился ей, но она чувствовала, что слегка его побаивается. Не оттого, что он был так силен. Ее тревожил загадочный взгляд этих светлых глаз. Сейчас он, казалось, ни о чем не думал, но Катрин почти физически ощущала, как напряженно он прислушивается к звукам, которые, ослабевая, все еще доносились из города. Крики, стук ставен, топот людей, бегущих к стенам, чтобы прикрыть какую-нибудь очередную брешь. Они стаскивали к стенам вязанки дров и поленья, подносили камни и чаны со смолой, вытаскивали с чердаков панцири и алебарды, готовясь защищать свой город. Слышалось пение монахов-францисканцев, раздающих последнее благословение перед битвой. Однако все звуки покрывал могучий рык Ла Ира.
Но мало-помалу все стихло, и на смену грохоту войны пришли совсем другие, мирные звуки. Слышно было, как журчит вода, как шелестит трава, потревоженная зайцем, как щелкает, сидя на ветке, дрозд. Это был прекрасный весенний день, канун лета, и Катрин незаметно для себя поддавалась очарованию природы. Река, ставшая уже широкой, струилась меж берегов, заросших ежевикой, дикой вишней и яблоней. Молодые дубки изо всех сил тянулись вверх, и все вокруг было напоено терпким запахом молодой листвы и земли, источающей живительные соки. Если бы каждый взмах шеста не уносил Катрин все дальше от Арно, если бы душу ее не терзала тревога за любимого, она могла бы найти умиротворение и покой в этом безмолвном движении меж зеленых ветвей, сквозь которые проглядывало ярко-голубое небо.
Ла Ир подробно объяснил, какой дорогой следует двигаться Катрин и ее спутникам. Путь был простым, но опасным, поскольку в этих местах все еще господствовали англичане. Нужно было подняться по реке Эвр до Шартра. Этот большой город с величественным собором, город, осененный покровительством Богоматери, куда по-прежнему, невзирая на войну – а может быть, и благодаря ей, – стекались паломники, был надежным пристанищем перед путешествием по разоренным голодным землям, где свирепствовала война. От Шартра до освобожденного Орлеана пролегал самый тяжкий, самый опасный участок пути. Но зато потом великая Луара сама донесет их до башен замка Шантосе. Луара! Сколько воспоминаний, сколько надежд, сколько страданий было связано с этим названием! Однажды великая река уже спасла Катрин, соединив ее с Арно, и молодая женщина готова была вознести мольбу к этим голубым водам, чтобы они снова вернули ей любимого. Разумеется, Катрин очень не хотелось останавливаться в замке неприятного сеньора де Реца, но если там гостила королева Иоланда, то опасаться нечего. В присутствии королевы не могла возникнуть даже мысль об измене. Итак, надо было твердо придерживаться избранного пути, не отступая и не медля. Это последнее испытание, последнее! Больше ничто и никто не разлучит ее с Арно. Скоро она станет его женой… Его женой! Она замирала от радостного ожидания при одном этом слове…
На сердце у нее потеплело, и жизнь вдруг засверкала яркими красками. Она одарила улыбкой зеленые берега, потом удивленную Сару, и даже на долю Готье кое-что осталось.
– Какой чудесный день! – сказала она с воодушевлением.
Но великан-нормандец хмурился. Он неотрывно глядел вперед, и что-то явно тревожило его.
– Не хвали день, пока не закончится, – пробормотал он сквозь зубы, – меч, пока не сломается, женщи…
– Что ж ты остановился? – спросила Катрин. – Ты хотел сказать: женщину?
– Верно, госпожа. Но конец этой датской поговорки вряд ли вам понравится. К тому же нам сейчас не до разговоров.
Он вытянул руку, и Катрин, посмотрев в этом направлении, не смогла удержаться от испуганного восклицания. В то же мгновение раздались пронзительные крики, из кустов выскочили женщины и со всех ног бросились бежать. Это были прачки, которых до сих пор не было видно в густых зарослях травы. Теперь, бросив белье, они спасались бегством от какого-то непонятного врага. Полы их синих полотняных юбок были заткнуты за пояс, открывая покрасневшие в воде ноги, волосы уже выбивались из-под полотняных чепцов.
– Отчего они побежали? – спросила Катрин.
Ей никто не ответил. Из рощицы на излучине реки выскочило трое солдат в зеленых колетах. Они бросились в погоню за женщинами. Готье резким движением шеста повернул лодку, и она уткнулась носом в илистый берег, заросший камышом.
– Англичане! – прошипел он, а его тяжелая рука уже легла на спину Катрин, вынуждая ее лечь на дно лодки. – Прячьтесь… И вы тоже, – добавил он, пренебрежительно взглянув на Сару, которая делала вид, что не слышит, – вы не такая уж старая, и лучше вам не рисковать…
Этого оказалось достаточно. Сара, ворча, легла на днище рядом с Катрин. Нормандец же, вместо того чтобы присоединиться к ним, перемахнул через борт лодки и оказался по пояс в воде, двигаясь беззвучно и ловко, словно выдра. Сара, приподнявшись, увидела, что он достал из-за пояса топор.