Бертрис Смолл - Рабыня страсти
— В еврейском квартале мы зовем его Нази, госпожа, — сказала она однажды.
— А что это означает? — спросила Зейнаб.
— Это значит «принц». Хасдай-бен-Исаак-ибн-Шапрут. Еврейский Принц. Его семья очень, очень высокородна, и своим положением в обществе они вовсе не обязаны успехам Хасдая при дворе калифа. Он приводит в отчаяние матерей всех девушек на выданье, не говоря уже о собственных родителях… Он не желает жениться.
— Хотелось бы знать почему. А что, еврею законом запрещается иметь наложницу, Абра?
— Когда-то, в давние времена, предки наши имели по несколько жен и множество наложниц. Теперь же так не положено, но это вовсе не значит, госпожа, что такого не бывает. К тому же Нази не женат. А ты хочешь стать его наложницей?
— Но ведь именно с этой целью калиф и отдал меня ему! — отвечала Зейнаб. Будет о чем Абре порассказать кумушкам, когда она пойдет навестить своих в еврейский квартал! Она гадала лишь: повредит это репутации Хасдая-ибн-Шапрута или, напротив, пойдет ему на пользу…
— С таким же успехом мы с тобою могли бы киснуть в обители матушки Юб… — ворчала Ома по прошествии месяца, в течение которого Хасдай-ибн-Шапрут их вовсе не посещал. — Ты, госпожа, самая потрясающая Рабыня Страсти, а живешь как монашка! Я думала, калиф желал тебе счастья… А что за человек этот доктор? Да полно, мужчина ли он?..
— Хасдай-ибн-Шапрут вовсе не обязан ублажать меня, Ома, — спокойно отвечала Зейнаб. — У него масса важных обязанностей при дворе. Он придет, когда у него будет время…
— Калиф правит всей Аль-Андалус, и все же выкраивает времечко для своего гарема! — парировала Ома. — А этот ужасный человек ни единого раза не вкусил с тобою блаженства! Это же позор!
Зейнаб, вообще-то, всецело согласна была с подругой, но удержалась от дальнейших комментариев. Хасдай-ибн-Шапрут был ее господином — хорошо это или же дурно, пока неясно… Пусть он не обращает на нее внимания как на женщину, но ведь все они сыты, одеты, в тепле и вне досягаемости этой злодейки Захры. Абд-аль-Рахман все рассчитал, прежде чем отдать ее этому человеку. Зейнаб знала, что калиф всем сердцем любил ее… Он желал ей счастья даже в разлуке с ней. И она продолжала ждать…
Наконец, врач снова нанес ей визит. Зейнаб приветствовала его холодно и изысканно. Она предложила ему партию в шахматы, а когда подали угощение, она сообщила, что специально посылала Абру в еврейский квартал, чтобы купить отдельный столовый прибор для господина. Поданные яства были не просто изысканны — это были сплошь излюбленные блюда Хасдая. Он не стал предупреждать ее, что кушанья для него следовало готовить отдельно, в особой посуде. Ведь когда он обедал во дворце, никто там с ним так не нянчился. К тому же он считал некоторые ветхозаветные диетические предписания устаревшими…
— Почему ты решил повидать меня? — спросила она наконец.
— Из Константинополя прибыли византийские послы, — сказал он. — Я был очень занят, готовясь к великому делу моей жизни — переводу важнейшего медицинского трактата, который привезли оттуда калифу.
— А что это за книга? — Зейнаб чуть подвинулась к нему.
— Она называется «Де Материа Медика». К сожалению, она написана по-гречески. Я владею романским, арабским, ивритом и латынью, а вот по-гречески не умею ни говорить, ни писать. Император Лев прислал переводчика, он переведет трактат с греческого на латынь, а я с латыни на арабский. — Хасдай был очень возбужден и даже не заметил, как маленькая нежная ручка легла на его рукав…
— А зачем? — поинтересовалась Зейнаб, глядя в его привлекательное лицо..
— Зачем? Но, Зейнаб, это же первейшая в мире книга по медицине! — вдохновенно заговорил он. — Один ее экземпляр хранится в Багдаде, но тамошние власти не разрешают снять копию. А это означает, что молодые люди, желающие изучать медицину, волей-неволей должны ехать учиться в Багдад. Это просто абсурд, к тому же многие перед лицом чисто бытовых трудностей сдаются и отступают… Когда же я осуществлю перевод «Де Материа Медика», мы откроем собственный университет медицины прямо здесь, в Кордове. Калиф мечтает об этом вот уже многие годы!
— Как это прекрасно! — сказала Зейнаб. — Это будет очень тяжелая работа, мой господин, насколько я понимаю… Поэтому тебе предстоит научиться должным образом отдыхать. Послушай меня, мой господин, калиф всегда говорил, что ему куда лучше работается, да и голова проясняется после того, как он проведет со мною ночь… — Она не отрываясь глядела в лицо медику. Он и впрямь был очень хорош: чувственный рот необыкновенно красил его удлиненное лицо с высокими скулами. Пальчик шаловливо скользнул по красиво очерченным губам. Чудесные темные глаза расширились от изумления.
— Я научу тебя, как наслаждаться отдыхом, мой господин, — говорила она, обволакивая его своим чарующим взглядом. Она подвинулась еще ближе к нему, на губах ее блуждала улыбка. Ладошка нежно погладила его лицо:
— А почему ты всегда гладко выбрит? — пальчики ее скользнули по его подбородку. — Здесь почти все мужчины носят бороды, насколько я успела заметить.
— Я.., я л-л-лишь следую примеру калифа… — пробормотал он, заикаясь.
— А следуешь ли ты примеру калифа во всем, Хасдай-ибн-Шапрут? — ласково поддразнила она его, придвигаясь к нему еще ближе. Глаза ее таинственно мерцали.
Не выдержав, он вскочил на ноги:
— Теперь я должен оставить тебя, госпожа. Я счастлив, что ты настолько бодра и здорова. — Он считался самым мудрым человеком при дворе калифа Абдаль-Рахмана — и все же эта стройная, словно былинка, девушка с обольстительным телом и чарующей повадкой заставляла его ощутить себя зеленым юнцом… Сердце его бешено колотилось. Казалось, он никогда не избавится от этого пьянящего аромата, щекочущего ему ноздри…
Зейнаб словно пружиной подбросило с подушек:
— Если ты уйдешь отсюда до наступления утра, Хасдай-ибн-Шапрут, — мрачно произнесла она, — я пошлю к калифу гонца! Да лучше я померяюсь силами с Захрой в гареме, чем буду жить без любви! Я давно узнала от Абры, что нет причин у тебя отказываться от наложницы! И к тому же ты сам сказал мне, что не занимаешься любовью с мальчиками! Почему бы тебе не использовать меня по назначению? Неужели я настолько тебе неприятна?
— Неприятна? Да ты достойна богов! — простонал он. — Ты самое прекрасное, самое чарующее создание из всех, кого я когда-либо видел, Зейнаб. Калифу было угодно отдать тебя мне… Но я неподходящий для тебя хозяин! — Он выглядел глубоко опечаленным.
— Но почему?! — требовательно спросила она.
— Не спрашивай, умоляю! — О, великий Боже! За что ему такое наказание? Она привлекает его, как ни одна женщина в мире, но.., но…
