Данелла Хармон - Во власти бури
Колин рассмеялся:
— Да, но тогда мне придется говорить всю ночь!
Жеребенок выжидающе смотрел на людей. Глаза у него были по-детски доверчивые и одновременно любопытные, на мордочке трогательно запеклись капельки молока Он сделал пару неуклюжих шажков и ткнулся носом в руку того, кто помог ему появиться на свет.
— Ну, что я сказала? Он хочет тебя послушать.
Колин испустил преувеличенно тяжелый вздох, но не выдержал и улыбнулся. Газели пришлось туго, и когда он трудился над тем, чтобы облегчить ее страдания, он всерьез опасался, что на наследии старого графа Уэйбурна вот-вот будет поставлен двойной крест.
Однако кобыла не только выжила сама, удалось также спасти жизнь жеребенку. После трудностей первых дней это был теперь крепкий, здоровый малыш. Все с той же улыбкой Колин уселся на ворох соломы, такой пышный, что лицо его пришлось на уровне мордашки жеребенка. Большие глаза, круглые от любопытства, уставились на него.
— Так что же, будешь ты слушать сказку?
В ответ жеребенок повернул уши вперед, всем видом выражая внимание. Газель положила морду на плечо Колина, еще одна, гнедая с белой полосой, морда легла на перегородку из соседнего стойла. Под дверцей проскользнул Штурвал и устроился в соломе бок о бок с хозяином. Аудитория, таким образом, расположилась у ног рассказчика.
Колин потрепал песика за ушком, потом огладил жеребенка. Он вдруг понял, что это не последний раз, когда ему придется рассказывать о прошлом — не только детям Шареба, но и своим.
Ласково улыбнувшись, он повел рассказ о том, как леди Ариадна Сент-Обин умыкнула его, степенного лондонского ветеринара, как по дороге в Норфолк они полюбили друг друга, как Шареб-эр-рех обставил на скачках самого Черного Патрика, короля ипподромов. Он говорил негромко и напевно, как то и следует, когда рассказываешь прекрасную сказку. Ариадна со счастливой улыбкой слушала его.
Добрый «доктор для животных» вздохнул и по очереди с нежностью оглядел лошадей.
— Как и каждая сказка, эта закончилась хорошо. Нам выплатили призовые деньги, а когда мы их получали, прибежал Доил, один из подручных лорда Максвелла, с криком, что теперь хозяин точно его убьет. Он был в таком состоянии, что не сразу удалось понять, что к чему, но постепенно вся картина злодеяний графа выплыла наружу.
Состоялся суд, и, как водится, шайка негодяев предала своего главаря. Двое признались в поджоге конюшни графа Уэйбурна. Максвелл задумал это потому, что старый граф собирался расторгнуть его помолвку с леди Ариаднои. Вскрылось столько злодейств, что хватило бы не на одного человека, а на десяток. Теперь лорд Максвелл в тюрьме, леди Ариадна стала моей женой, а чтобы мы могли жить долго и счастливо, был куплен дом с этой чудесной конюшней. Ну а потом, малыш, родился ты, и твои мама с папой очень этому рады!
К тому времени жеребенок едва стоял на ногах от усталости, но глаза его казались вдвое больше. Он повернулся и посмотрел на своего благородного отца так, словно видел его впервые. Колин усмехнулся и пощекотал тонкую шейку.
— Когда ты вырастешь, то будешь таким же превосходным бегуном, как твой папа.
Колин поднялся, получше взбил солому, слегка примятую за время рассказа, и сделал жеребенку приглашающий жест.
— А теперь, малыш, пора спать.
Тот в ответ расставил дрожащие ножки и с вызовом посмотрел на него.
— И зачем, скажи на милость, ты упомянул эль и пирожки! — засмеялась Ариадна.
— Что?! Этого только не хватало! Я не позволю портить еще одну лошадь!
Жеребенок устроил настоящий спектакль: топал ножками, мотал головой и размахивал хвостом.
Колин и Ариадна посмотрели друг на друга и расхохотались. Но малыша остановило не это, а строгий взгляд, который бросил на него через перегородку Шареб-эр-рех. Это был суровый отеческий взгляд.
Пару секунд жеребенок таращил на него свои круглые глазенки, потом со вздохом уронил голову и позволил ножкам подогнуться.
Колин подоткнул его получше свежей соломой и, улыбаясь во весь рот, вышел из стойла. Еще с минуту они с Ариадной смотрели внутрь поверх дверцы.
— Как ты думаешь, что означал этот взгляд? — прошептала Ариадна, глядя то на быстро засыпающего малыша, то на Шареба.
Тот тоже вздохнул, не сводя при этом взгляда с ветеринара.
— Я думаю… — Колин помедлил. — Я думаю, он наконец признал мою правоту.
Он обнял жену, и, сопровождаемые Штурвалом, они покинули конюшню.
