Сильвия Холлидей - Обручальное кольцо
А Джеми уже успел прикончить почти всю бутылку. Он вылил в бокал остатки, не обращая внимания на то, что рубиновая жидкость переливается через край, когда карета подпрыгивает, и с лучезарной улыбкой протянул Пруденс маленькую коробочку.
– Возьми еще печенья.
Она отрицательно покачала головой. Внутри у нее все горело от возбуждения. Наконец-то! Скоро я опять прижму к груди своего милого мальчика, думала Пруденс. Она с трудом верила, что все это происходит наяву.
Между тем Джеми расправился с обедом и откинулся на бархатные подушки, разглядывая Пруденс сквозь полуопущенные ресницы.
– Клянусь всем святым, я и позабыл, какая ты хорошенькая!
Она вспыхнула и опустила глаза. Ее скромность вызвала у Джеми смех.
– Все такая же застенчивая? Я помню, как увидел тебя в первый раз – на холме… и ветер трепал твои волосы. Ты по-прежнему поешь свои песенки?
– После твоего отъезда мне было не до песен, – ответила она со вздохом.
– Милая моя, ты подарила мне сына. – Джеми похлопал рукой по сиденью. – Иди же, сядь со мной рядом.
Пруденс подвинулась поближе и уселась на некотором расстоянии от него, приняв чопорный вид. Но Джеми обнял ее и притянул к себе.
– Дай мне свой нежный ротик, – хрипло проговорил он. – Моя прелестная Пруденс.
После некоторых колебаний она неохотно подняла голову. Раз уж решилась выйти за него замуж, значит, придется смириться с этими поцелуями.
Твердые губы Джеми впились в нее с таким жадным нетерпением, что Пруденс содрогнулась от отвращения. Какой же она была юной и глупой, если приняла свое тогдашнее чувство к нему за любовь!
Но Джеми словно и не замечал ее отчужденности. Он целовал со знанием дела, вонзив язык в ее рот, а потом снова откинулся на подушки, испустив удовлетворенный вздох. Но его руки тут же коснулись юбки Пруденс и прошлись по ее бедру, приглашая продолжить любовные игры.
– А все остальное у тебя такое же сладкое, как и прежде?
Пруденс попыталась оттолкнуть его руку.
– Нет, Джеми. Пожалуйста, не надо… Он крепко обхватил ее за талию.
– Пруденс, милая. Как я томился по тебе все это долгое время. Я ведь едва успел вкусить твои прелести. Мне хочется получить больше. Неужели ты откажешь человеку, который жаждет тебя так страстно?
Теперь его глаза были полны любви и нежной тоски, которые некогда и сломили сопротивление Пруденс.
Она прикусила губу, не зная, на что решиться. Ведь рано или поздно ей придется позволить ему все. Наверняка завтра, к этому времени, они уже обвенчаются. И ее тело будет принадлежать Джеми навеки.
Пруденс сдалась и, собравшись с духом, поцеловала Джеми в губы.
Возбужденный этим поцелуем, он прижал ее к себе покрепче и, прохрипев нечто невнятное, повалил на сиденье. Потом улегся сверху и стал покрывать поцелуями лицо, шею, грудь Пруденс. Его бедра ерзали по ней, двигаясь короткими толчками. Джеми явно не собирался останавливаться.
Пруденс изо всех сил пыталась ответить ему с тем же пылом и убеждала себя, что просто обязана это сделать. Отдать свое послушное тело в обмен на огромную радость – вновь обрести сына. Но когда Джеми приподнялся и начал задирать вверх ее юбки, Пруденс передернулась. Слишком рано, ведь в ее памяти еще свежи воспоминания о Россе и о том, как прекрасно было заниматься с ним любовью. Она оттолкнула Джеми и выпрямилась на сиденье.
– Нет, Джеми. Не сейчас. И не здесь.
Он надулся и, сжав ее груди, попытался вновь опрокинуть на спину.
– Ты же говорила, что любишь меня. Это была ложь?
– Нет. Конечно, нет.
Господь свидетель, год назад она сказала правду.
– Просто…
О милосердная Матерь Божия, что бы такое придумать?
Тут летевшая во весь опор карета попала в рытвину. Толчок был так силен, что Джеми рухнул на пол. Пруденс не упустила свой шанс. Она застенчиво усмехнулась и спросила:
– Как же мы будем заниматься любовью, если карету трясет?
Джеми встал на колени, снова обнял ее и проворчал:
– А я буду держать тебя покрепче.
– Нет, пожалуйста. Здесь так неудобно и… – Пруденс сжалась в комочек и заплакала. Ее сердце изнывало от тоски по Россу.
Джеми разжал руки и, слегка отодвинувшись, хмуро взглянул на нее.
– Чтоб черти взяли мою душу! Я помню, ты была сговорчивой девочкой. Никакого жеманства, глупых слез.
Пруденс вытерла мокрые щеки.
– Я стала матерью, – просто сказала она. – И думаю только о своем дорогом мальчике. Прости меня. Может быть, сегодня ночью, после того как я снова увижу его, возьму на руки…
Пруденс очень надеялась, что он прочтет в ее глазах обещание.
Джеми недовольно заворчал и уселся напротив.
– Думаю, ты станешь более покладистой, – заявил он с угрюмым видом. – И веселой. На ночь мы остановимся в гостинице, и я рассчитываю на твое послушание.
– Я буду прежней Пруденс, – ответила она, тяжело вздохнув.
Джеми сердито пробормотал что-то, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Через несколько минут он уже тихонько похрапывал.
А Пруденс приподняла шторку и стала смотреть в окошко. Унылый осенний пейзаж, деревья, почти лишенные листвы… И на душе у нее было так же холодно и пусто. В голове роились мрачные мысли, и солнечный свет, казалось, издевался над ее печалью.
Пруденс так рассчитывала на любовь Джеми, цеплялась за свои сладкие воспоминания, и они поддерживали в ней силу духа. И сейчас Джеми вел себя очень мило – не хуже, чем год назад. Но чего он хочет? Ее любви? Или ему нужно только тело? А вдруг вся эта нежность – лишь хорошо продуманная тактика, цель которой добиться ее расположения?
Бетси считала Пруденс наивной. Росс говорил, что она слепа и не понимает, что Джеми хитрит с ней. И действительно, сегодня, особенно в первые минуты их встречи, он напоминал избалованного, раздражительного ребенка, но никак не топко чувствующего, все понимающего возлюбленного.
Нет! Ради собственного душевного спокойствия эти мысли надо гнать! И верить в любовь Джеми. Наверное, она слишком много времени провела с Россом и стала так же цинично смотреть на жизнь.
По мере приближения к Винсли настроение у Пруденс улучшалось. Правда, перед отъездом в Лондон односельчане обращались с ней жестоко и презрительно, и все же здесь прошло ее детство, с этими местами связаны дорогие ее сердцу воспоминания. Вот на том поле они с Бетси, резвясь, бегали по жнивью, среди скирд пшеничных колосьев, жевали краденое зерно и смеялись, залитые лучами летнего солнца. А вот луга, где пасутся стада овец. Чуть дальше они переходят в волнистую линию холмов, на одном из которых Джеми клялся ей в вечной любви. И поляна возле деревни, окруженная раскидистыми деревьями. На их ветвях, отбрасывающих длинные тени, еще висят несколько бледно-желтых и коричневых листьев.
