Симона Вилар - Паладин
Теодора говорила о султане с почтением. Она пояснила, что он передал храм подчиняющимся Константинополю христианам, а землю, на которой он стоит, отдал в награду одному из своих приближенных. Сами сарацины называют церковь Гроба Господнего церковью Воскресения, но в народе ее нередко непочтительно называют «храмом отбросов», и, когда они войдут внутрь, вздохнула Теодора, Джоанна убедится, что убирают там крайне редко. А еще среди мусульман ходят недобрые слухи, будто христианские священники в храме склоняют прихожанок к проституции.
Джоанна сама видела, что находящиеся на площади сарацины довольно пренебрежительно относятся к собравшимся тут христианам, которые ожидали, чтобы пройти в храм. Один оборванный дервиш поднялся на возвышение и во всеуслышание заявил, что всякий, кто верит, будто Бог мог появиться на свет из женской промежности, есть совершенный безумец, с которым не о чем разговаривать, ибо он не имеет ни разума, ни веры.
— Поэтому войны за веру Аллаха никогда не закончатся! — потрясая посохом, продолжал дервиш, и находившиеся на площади мусульмане поддержали его громкими одобрительными воплями.
— Не слушай их, — шепнула Теодора. — Взгляни лучше на чудо, какое явил для нас Создатель. — И она указала на расположенную слева от входа в храм колонну, рассеченную темной трещиной. — Это случилось через год после завоевания Иерусалима, — пояснила она. — Тогда в светлый день Пасхи к храму сошлось немало верующих в Иисуса — христиане, копты, армяне, греки, однако султан вдруг не велел их впускать. Саладина интересовало чудо Благодатного огня, возгоравшегося в храме милостью Божьей. Он считал, что это трюк, и хотел проверить, загорится ли священный огонь, если туда никого не пропустить. И вот, когда собралась огромная толпа и люди стали в отчаянии голосить и рыдать, понимая, что их хотят лишить небесной благодати, неожиданно среди бела дня налетели тучи, раздались раскаты грома, а потом длинная молния ударила в колонну у входа и возник благодатный огонь. Именно тут.
— И ты видела это? — пораженно спросила Джоанна.
— Увы, я как раз ездила по делам в Вифлеем, но когда вернулась, все в Иерусалиме только об этом и говорили. С тех пор храм на праздник Пасхи больше никогда не закрывали, — добавила она со значением. И улыбнулась: — Ты сможешь коснуться этой колонны, когда мы подойдем ближе.
Тем временем вереница верующих уже была возле входа, мужчины-копты прошли под его аркой, когда во дворе послышалось какое-то движение и толпа потеснилась. Джоанна оглянулась и замерла. Позади нее на высоком вороном жеребце сидел сам аль-Адиль. Он смотрелся великолепно! Богатая, сверкающая золотыми нашивками одежда, плюмаж на тюрбане, небрежно перекинутый через плечо ярко-синий плащ. Джоанна узнала его белозубую улыбку, аккуратно подрезанную бороду, гордо изогнутые черные брови. Эмир Малик смеялся, указывая на украшенную резьбой арку храма своему собеседнику, важного вида мужчине в огромном тюрбане, который был знаком учености.
Джоанна быстро отвернулась, втянув голову в плечи. Страх накатил на нее ледяной волной. Она сбежала от этого человека, она почти не вспоминала о нем, и вот он здесь, так близко от нее! Ей даже показалось, что она различает его голос среди всеобщего шума, слышит его веселый беспечный смех.
Тут Теодора стала увлекать ее за собой, сказав:
— Мы входим в храм. Надо обнажить голову. У коптских женщин это вроде протеста против мусульманских правил, запрещающих появляться с непокрытой головой в людных местах.
С этими словами Теодора, видя, что англичанка все еще медлит, быстрым движением скинула с нее капюшон.
У Джоанны возникло ощущение, что ее выставили напоказ. И самое ужасное, что она тут же оглянулась на аль-Адиля. Смотрит ли он? Заметил ли ее?
На площади было много народа, но Малик как раз смотрел в сторону арки входа, и в какой-то миг их взгляды с Джоанной встретились. Она увидела, как его рука, двигавшаяся в широком жесте, вдруг замерла, сам он умолк, его брови удивленно приподнялись.
Если бы Теодора не увлекла за собой англичанку вовнутрь, Джоанна так и осталась бы стоять, будто загипнотизированная. Но она вошла в храм, переступила через какие-то разбитые лавки, влилась в группу затянувших псалом коптов. Сама же все думала, узнал ли ее аль-Адиль?
Джоанна пыталась утешить себя: «Я в Божьем храме. Церковь всегда была убежищем, никто не посмеет тронуть того, кто ищет здесь спасения». Но это правило было священно для ее единоверцев, а как поступят в подвластном мусульманам Иерусалиме? Они называют храм великой Гробницы местом отбросов, они даже торгуют тут, как и на улицах. Некоторые просто собираются здесь, чтобы курить кальян, а между молящимися снуют торговцы с лотками.
Джоанна машинально двигалась за Теодорой, которая сказала, что теперь им следует преклонить колени у Камня Помазания. Джоанна, затравленно озираясь, подчинилась, но молиться не смогла. Она смотрела на остатки мозаики на стене, на посеченные секирами кресты на цоколях колонн, подле которых расположились что-то жующие мусульмане, не обращавшие внимания на коленопреклоненных коптов, и не могла сосредоточиться.
После Камня Помазания копты проследовали в огромную ротонду храма — из отверстия парящего наверху купола лились потоки света, озаряя идеальные полукруглые арки и ряды великолепных мощных колонн. Для любого верующего оказаться в этом священном месте было великим счастьем, однако Джоанна никак не могла взять себя в руки. Она думала только о том, что ее увидел Малик аль-Адиль. И если он ее узнал…
— Что с тобой, милая моя? — спросила Теодора. — Это же кувуклия! Представь, в этой пещере Он восстал! А позже мастера переделали ее в погребальную камеру и…
— Теодора! — перебила ее Джоанна. — Меня заметили!
Та отшатнулась, быстро оглянувшись в сторону входа, где как раз появились воины в темных чалмах, какие обычно носили городские стражи.
— Нельзя, чтобы из-за тебя у моих единоверцев были неприятности! — взволнованно прошептала Теодора.
Она увлекла Джоанну туда, где подле кувуклии уже выстроились в шеренгу мужчины-копты в их желтых тюрбанах. Среди них был и Мартин, и он сразу заметил страх на лицах женщин. Да и шум у входа, где, расталкивая толпу, пробирались охранники, тоже привлек его внимание. Кто-то стал кричать и ругаться, когда эмир аль-Адиль верхом въехал в храм и стал осматривать молившихся с высоты своего коня.
— Уведи ее скорее! — сказала Теодора и почти толкнула англичанку к Мартину. — Пока они будут искать среди наших, ты сможешь…
Но Мартин уже не слушал ее.
