Элизабет Деланси - Нежное прикосновение
Лицо миссис Кэвенах выразило неодобрение.
— Сейчас не время вам оставлять мистера Флина. Вы ждете ребенка. Скажите ему об этом, и тогда вы останетесь жить с отцом ребенка.
— Родившийся ребенок будет принадлежать Били Магири, — ответила Анна. — Он мой муж по церковному браку.
Миссис Кэвенах грустно вздохнула:
— Тогда вам лучше ничего не говорить о ребенке. Пока не говорить…
— Мы еще твердо не знаем, есть ли ребенок, — добавила Пэги, вытирая заплаканные глаза.
— Ребенок есть, тут сомнений не может быть, — сказала миссис Кэвенах. — Пэг, обслужи покупателей. Пойдемте, миссис Флин, я приготовлю вам чаю.
Только Анна присела в заставленной кухне миссис Кэвенах, как в магазин вбежал Рори.
— Миссис Кэвенах! Миссис Кэвенах! — Он выглядел обезумевшим от горя, волосы встали дыбом, узенькая грудь вздымалась. Он увидел Анну и бросился к ней: — Что-то случилось с моим папой. Эмет не пустил меня наверх.
Анна повернулась на стуле и раскрыла объятия.
— Иди сюда, радость моя. Не волнуйся! Скоро твой папа придет в себя.
Стефен устроился в большом легком кресле и попросил оставить его одного.
Стефену неприятно было вспоминать, каким дураком он выставил себя перед друзьями, лепеча и плача об Анне, как влюбленный мальчишка. Сейчас с ним все в порядке, слава Богу. Когда Эмет сказал, что Анна переезжает на Четвертую улицу и, видимо, скоро уедет вообще из города, Стефен принял новости спокойно. Анна не имеет больше к нему никакого отношения. Он уверен, что деньги у нее есть, к тому же он пошлет парней из спарринговой комнаты следить за ней, пока она не уедет из Нью-Йорка. Лучше, если кто-то будет находиться около нее, в случае если Магири решит обидеть ее.
Стефен оглядел кухню — грязная посуда на столе, крошки и грязные следы ботинок на когда-то сверкающем чистотой полу.
Ему надо найти какую-нибудь женщину, чтобы приглядывала за ним и Рори…
Он встал и очистил стол здоровой рукой. Правый кулак в бинтах болел ужасно. После боя кулаки всегда болели, но так сильно еще ни разу.
Стефен прошел в спальню и зажег лампу. Вещи Анны были упакованы. Он взглянул на цветы на туалетном столике, цветы, которые он ей принес… Анна говорила, что любит, когда ночью пахнут цветы…
Неожиданно он вспомнил, как однажды утром проснулся уже твердый, как пика, желая ее, а она решила украсить его маргаритками… И он позволил ей это сделать, хотя чувствовал себя глуповато и чертовски нетерпеливым, лежа с большим, как жизнь, членом, с маргаритками между ног. Анна говорила, что он красив, как майский столб7. А потом она так сладко вознаградила его за терпение, что он едва не потерял сознание от наслаждения.
Стефен отбросил воспоминания и сел на кровать. Он взглянул на часы — половина третьего. Он тосковал по Рори. Хотел пойти к миссис Кэвенах и забрать Рори домой, но понял, что лучше не пугать парнишку своим видом.
Он побрел назад на кухню, думая об Эмете. У него не будет ни минуты покоя, пока Эмет и оружие благополучно не прибудут в Килкенни, пока все в свои руки не возьмет Пэди Мак-Карси.
Стефен опустился в легкое кресло, стеная от боли. Со временем все войдет в свою колею, уговаривал он себя. Будущее кажется мрачным только потому, что сейчас ночь и он чувствует себя таким больным и слабым.
Он закрыл глаза и попытался заснуть. Сквозь дремоту он услышал звон разбитого стекла. Он прислушался — бьют стекло! Господи! Салун! Стефена как током ударило — кровь побежала быстрее. Он вскочил и как можно быстрее направился к черному ходу. Он пытался бежать, но искалеченные ноги, казалось, не двигались, а ползли. Он ухватился за Перила и с трудом сполз вниз.
— Моуз! — закричал он. — Дэйви! Господи, они разнесут помещение!
Моуз, Эмет и Дэйви выскочили на площадку, моргая со сна, застегивая на ходу брюки, и побежали вниз по лестнице.
Страдая от боли, Стефен с трудом пересекал спарринговую комнату, слыша грохот дубинок по дереву. Войдя в салун, он просто взвыл — битое стекло покрыло весь пол; сукно на бильярдном столе изрезано и порвано; повсюду валялись сломанные стулья.
В шайке было шестеро. Даже при тусклом свете одного фонаря можно было распознать парней Магири с напомаженными волосами, в расстегнутых куртках… Они, как звери, скалили зубы. Стефен увидел Сусанну — переполосованную по всей длине, с проткнутыми сосками, — и его гнев превратился в бешенство, снявшее боль как лекарство.
Стефен схватил обломок стула и стукнул, но удар получился слабым. Он проклинал свою слабость, беспомощный при защите себя и своих людей. Он увидел Дэйви с окровавленной головой, шатающегося около стойки; Эмета, растянувшегося на полу.
В углу он увидел Моуза. Все люди Били собрались вокруг него, все шестеро, сопя и молотя кулаками, пиная ногами. Стефен бросился в эту кучу, пытаясь нанести удар забинтованным кулаком. Это вызвало такую боль, что комната вздыбилась, ноги подогнулись. Он упал на пол, сильно ударившись плечом.
Когда он кое-как поднялся, Стефен понял, что они не за ним пришли. Магири приказал им сохранить его для матча. Главная задача шайки — спровоцировать его на матч, разгромив салун, и порадовать себя дракой.
Они прижали Моуза к стене, нанося удары кастетами. На лице Моуза были кровь и изумление, потом он обмяк и начал сползать, но они поднимали его и продолжали бить. Стефен, превозмогая боль, двинулся к ним, размахивая куском стекла, который едва удерживал в дрожащей руке. Вдруг он увидел нож. Лезвие блеснуло прямо перед лицом Моуза. Стефен бросился вперед, взвыв от ярости и ужаса. В этот самый момент он услышал неожиданный грохот, и один из людей Били взвизгнул.
Мгновенно стало тихо. Запах пороха медленно заполнил ноздри. Грохнуло второй раз, и люди Магири ринулись к двери, волоча раненого собрата.
Стефен развернулся и увидел стоящего за стойкой Дэйви, с вытаращенными глазами и с лицом, обвисшим от страха, сжимающего кольт двумя руками. Рот Дэйви .шевельнулся, но никакого звука не было слышно. Вдруг глаза его закрылись, и он исчез за прилавком.
Стефен пробрался по разбитому стеклу к Моузу. Флин наклонился к нему, морщась от боли, и нащупал пульс на шее Моуза. Пульс был сильным: слава Богу, его не порезали. Лицо вспухло, кровь текла из разбитого носа и изо рта, но уши были бледными, что было хорошим признаком.
Стефен позвал Эмета, тот с трудом пытался встать.
— Принеси сюда фонарь!
Стефен проверил грудь и ребра Моуза, потрогал лицо. Нос был сломан; возможно, они разбили ему и челюсть. Ребра, наверное, тоже покалечили, но он был жив. Моуз открыл глаза — блеснули белки под отеками. Он что-то пробормотал. Стефен наклонился ниже.
