Кэтлин Гаррингтон - Навеки твоя
Лахлан прижал ладонь к ее щеке. В ее огромных, выразительных глазах он увидел боль, вызванную неприятными воспоминаниями.
— Прости за то, что так напугал тебя, дорогая, — сказал он. — Нам было приказано защищать шотландские корабли от голландских и английских пиратов. Мы никогда не нападали на пассажирские суда.
Посмотрев на него, она едва заметно улыбнулась.
— Итальянские моряки называли тебя «Чародеем Моря», — сказала она. — Потому что ты мог сотворить густой туман, чтобы спрятать свой корабль.
Поднявшись, Лахлан сел возле нее.
— Фрэнси, неужели ты действительно веришь, что я могу управлять природными стихиями?
Сделав глубокий вдох, она медленно выдохнула и положила свою руку на руку Лахлана. Он почувствовал, как дрожат ее пальцы.
— Я своими глазами видела, что произошло, когда по дороге в Йорк на нас напали разбойники, — сказала она. — Ты бежал ко мне, на ходу разрубая на куски своих противников. После того как бой закончился, вся дорога была устлана мертвыми телами. При этом ни у тебя, ни у кого-либо из твоих родственников на теле не было ни единой царапины.
— Мои парни — опытные, закаленные в боях солдаты, — возразил он.
Она не ответила, и тогда Лахлан, обхватив ладонью ее грудь, осторожно погладил большим пальцем сосок.
— Вы сотканы из противоречий, леди Уолсингхем, — сказал он. — Вы умеете читать и писать, сочиняете музыку, пишете театральные пьесы, говорите на четырех языках…
— На пяти, — перебила она его. — Я еще читаю на латыни.
— И несмотря на все это, ты веришь в глупые предрассудки.
Она сморщила нос, словно капризный ребенок.
— Матиас тоже так говорил. Глупые и невежественные.
Прижав Франсин к матрасу, Лахлан наклонился над ней.
— Я начинаю ревновать тебя к твоему покойному мужу, — сердито рявкнул он. — Ты, похоже, считаешь Уолсингхема самым умным человеком на всем белом свете. К твоему сведению, малышка, я тоже получил прекрасное образование. В юности меня даже называли всезнайкой.
Франсин расхохоталась.
— Должна признаться, что в постели вам, милорд, нет равных. Вы — гениальный любовник, — сказала она, давясь от смеха.
Лахлан довольно усмехнулся.
— Услышав такой комплимент, я понял, что мне нужно совершенствовать свое мастерство, — сказал он хриплым голосом.
Взяв в рот ее сосок, Лахлан ласкал его до тех пор, пока он не затвердел. Замирая от наслаждения, она выгнула спину и слегка раздвинула ноги. Его руки скользили по ее телу, спускаясь все ниже и ниже. Он погладил ее живот, потом шелковистую кожу между ногами. Он ласкал ее, возбуждая и разжигая желание, до тех пор, пока она не начала тереться своим интимным местом о его ловкие и умелые пальцы.
Он лег между ее ногами, и головка его возбужденного члена коснулась ее нежной плоти. Медленно вращая бедрами, он потерся своим органом о ее чувствительные складки.
— Ты чувствуешь меня, девочка? — услышала она его хриплый шепот. — Чувствуешь, как я боготворю твое прекрасное тело, как благоговею перед ним?
— Лахлан, — пробормотала Франсин, прерывисто дыша.
Женщина застонала в предвкушении неземного наслаждения и, сжав его член изящными пальцами, направила в свое лоно.
Когда ее влажное тепло окутало его разгоряченную плоть, он почувствовал, как в жилах закипела кровь. Сделав над собой усилие, он заставил себя замедлить темп, чтобы продлить ей удовольствие.
Никогда еще он не испытывал такого неистового и страстного желания, как с ней. Он готов был заниматься с ней любовью снова и снова. Ему хотелось, чтобы она всегда была рядом с ним, чтобы не исчезала из его жизни. Он хотел слушать и слушать, как с ее губ слетают слова любви, когда она достигает кульминации. Другие женщины сразу признавались ему в своих чувствах, хотя он не ждал от них этих слов — они ему просто не были нужны.
— Скажи мне, дорогая девочка, — прошептал он ей на ухо. — Скажи, что ты сейчас чувствуешь.
— Лахлан, — задыхаясь, пробормотала она. — О, Лахлан! Это так чудесно… Я…
— Скажи мне, Фрэнси. Произнеси эти слова.
Она напряглась и, обхватив его за плечи, прижалась к нему бедрами.
— А-а-а! — выдохнула она, и это был стон женщины, уступающей мужчине, женщины, признающей свое поражение. Ее нежные складки, сжимающие его член, стали судорожно сокращаться.
Содрогнувшись всем телом, Кинрат излил в нее свое семя. Такого острого, ошеломляющего наслаждения ему никогда не приходилось испытывать. Франсин заставила его забыть всех женщин, которые были до нее. Как этой странной, сотканной из противоречий девчонке удалось полностью подчинить его своей воле?! Как она смогла заполучить такую власть над ним?!
Лахлан по-прежнему крепко сжимал Франсин в своих объятиях. Не размыкая рук, он перекатился на спину, заставив ее лечь сверху и обхватить ногами его бедра. Она прижала голову к его груди, и он слышал ее тяжелое, прерывистое дыхание.
Подняв голову, Франсин заглянула в бездонные, словно два зеленых омута, глаза Кинрата. Они смотрели на нее с огромной нежностью.
— Я знаю, — сказала она, — что ты околдовал меня.
Удивленно посмотрев на нее, словно вообще не понял, на что она намекает, он улыбнулся. Это была радостная, счастливая улыбка человека, торжествующего победу.
— Это ты околдовала меня, a ghaolaich[22], — сказал он.
Она прижала пальцы к его губам.
— Ты не должен произносить слова, которых я не понимаю, — упрекнула она его. — Я уже просила тебя об этом. И потом, я не накладывала на тебя никакого заклятия. Я даже не знаю, как это делается.
Взяв прядь ее волос, он накрутил их на палец и легонько потянул.
— Знаешь, любимая. Я в этом ничуть не сомневаюсь.
Его шутка не понравилась Франсин, и она недовольно нахмурилась.
— Не нужно смеяться. Я говорю совершенно серьезно, — проворчала она. — Пойми, что я не обладаю магическими способностями и не знаю ни одного заклинания.
Она подняла ногу, намереваясь слезть с него, но он удержал ее, схватив ладонями за попку.
— Лежи спокойно, я хочу войти в тебя, — ласково сказал он. — Мы так будем спать всю ночь.
— И ты сможешь уснуть? — с сомнением в голосе спросила она.
Он кивнул.
— Сегодня смогу. Мои парни спят, а матросы стоят на вахте. Поэтому никто не проберется на наш корабль незамеченным. В этой залитой лунным светом каюте мы в полной безопасности. Опасаться и оглядываться мы начнем завтра утром, когда сойдем на берег.
Облегченно вздохнув, Франсин уткнулась лицом в шею своего возлюбленного.
— М-м-м, — довольно проурчала она. — Из тебя получилась замечательная подушка. Почему ты не сказал мне об этом раньше? — спросила она и услышала его низкий, грудной смех.
