Анна Бартон - Во власти обольстителя
— Возможно, я произвожу впечатление черствой особы, — продолжила Оливия, — но не такая уж я бессердечная. — Подойдя к роялю, стоявшему в середине комнаты, она стала брать случайные аккорды. — Знаешь, Аннабелл, я простила тебя. За то, что ты чуть не уничтожила мою репутацию.
С души Аннабелл свалился тяжкий груз. Ей вдруг стало трудно дышать, не то что говорить.
— Спасибо. Это… Это больше того, на что я осмеливалась надеяться.
Оливия снова коснулась клавиш. Раздались разрозненные звуки, режущие слух аккорды. Это было удивительно, потому что Оливия отлично владела инструментом.
— Взамен мне хотелось бы попросить тебя об одной услуге, и пусть моя просьба не покажется тебе невыполнимой.
— Конечно. Просто скажи. — Она сделает все, чтобы заслужить прощение сестер.
— Не могу. Это так эгоистично с моей стороны.
— Нет-нет, пожалуйста! Я хочу сделать для тебя и Роуз хоть что-то. Мне это просто необходимо.
— Ладно. Мы надеемся, что ты останешься с нами до бала Роуз в следующую пятницу.
— Но… Впереди целых шесть дней!
— Я понимаю, это долго. Но нужно еще много чего сделать, и мы надеемся на твою бесценную помощь. И ни о чем не беспокойся. Мы ведь простили тебя.
Аннабелл понимала, что ею манипулируют. И что она это заслужила.
— Согласна, — сказала она, опуская сумку на пол. — Я остаюсь.
Гости начали съезжаться в четверг. К несказанному удовольствию Оливии, мистер Эверил приехал первым. Едва гость спешился, как она решительно атаковала его, пытаясь узнать его мнение по поводу использования канопских ваз[7] при мумификации. Немного погодя прибыли лорд и леди Харсби, за ними леди Дэншир, а потом и несколько лондонских друзей Оуэна.
В пятницу объявились все четырнадцать тетушек, одна очаровательнее и грациознее другой. Аннабелл не знала, о чем с ними говорить. Оливия спешно пришла ей на помощь и посоветовала беседовать с каждой о самом насущном — о фасонах шляпок, какие они предпочитают.
Большинство гостей приехали из соседних городов и поместий. Оливия с жаром доказывала Аннабелл, что их бал пройдет не так помпезно, как это бывает в Лондоне. Утешение небольшое, так как ей не с чем было сравнивать.
Когда она соглашалась остаться до бала, у нее и в мыслях не было, что она будет присутствовать на нем, но иногда Оливия могла быть очень убедительной.
Всю неделю они практиковались танцевать рилы и кадрили, экспериментировали с прическами, выбирая самые подходящие. Роуз и Оливия настояли, чтобы Аннабелл надела один из материнских бальных нарядов. Девушки утверждали, что случайно за день до бала наткнулись на это платье цвета морской волны в старом шкафу, принадлежавшем их матери. Осмотрев невесомый шелк и крой по последней моде, Аннабелл заподозрила, что кто-то специально заказал для нее это произведение искусства.
Она не стала строить догадки, кто бы это мог быть.
Сестры уговорили Аннабелл съездить с ними за покупками в соседний городок — им потребовались ленты и новые шляпки. Роуз с каждым днем говорила все больше. А Аннабелл все больше дорожила каждым днем, который проводила с девушками, потому что эта идиллия не могла продлиться долго. Уже скоро она вернется в магазин одежды, где будет корпеть над роскошными туалетами для высокопоставленных дам. Некоторые из них, можно было не сомневаться, наденут эти самые платья, чтобы в сияющем бальном зале сделать тур вальса с… Оуэном.
Он предоставил ее самой себе, но при этом не выказывал равнодушия. Пламенные взгляды поверх бокала, которые она чувствовала на себе, или озорная усмешка, посылаемая ей во время игры в шахматы, говорили, что Оуэн по-прежнему полон чувств к ней. Если точнее, он по-прежнему хотел ее.
Только это желание не имело ничего общего с настоящей любовью, которая дается раз и длится до конца жизни.
Каждое его обращение к ней, отстраненное и подчеркнуто любезное, было для ее души как булавочный укол, но он по меньшей мере уважал ее желания — держал слово и дистанцию.
Когда, наконец, наступил день бала, Аннабелл пребывала в меланхолии, в отличие от Роуз с Оливией, полных радостного возбуждения. И все-таки их энтузиазм оказался заразительным. Аннабелл принялась расставлять цветы и развешивать шелковые гирлянды, чтобы не думать о завтрашнем прощании.
После двухчасовой встречи один на один Оуэн и Чарлз вышли из кабинета, как два спелеолога из пещеры, — усталые, встрепанные и довольные. Оуэн объявил, что Чарлз сможет присутствовать на балу. Это было признание его роли в том, что Роуз вырвалась из немоты. Также они оба выразили надежду на то, что Роуз будет продолжать принимать пищу. Но главное, должность останется за Чарлзом при условии, что между ним и Роуз больше не будет встреч наедине.
Чарлз поклялся своей жизнью, что их общение было исключительно дружеским. Эти невероятные отношения возникли на почве общего интереса к животным, в частности к лошадям. Когда Чарлз как-то упомянул при ней, что самостоятельно пытается освоить грамоту, Роуз снабдила его книгами о флоре и фауне. И если она стала жертвой романтической влюбленности, то он даже не обратил на это внимания. И никогда не слышал, как она говорит, до того дня, когда в особняке появилась Аннабелл.
Теперь Роуз становилась все говорливее день ото дня.
— Чарлз не любит танцевать, — заявила она Оуэну. — Но я надеюсь, ты не будешь возражать, если мы с ним рука об руку обойдем бальный зал по кругу.
Оуэн побледнел. Оливия с Аннабелл затаили дыхание.
Он помолчал несколько секунд. Мускул на его щеке задергался.
— Шалунья! Разрешаю только короткий выход и в сопровождении одной из тетушек.
Роуз просияла.
— И еще. — Оуэн легонько дернул ее за нос. — Оставь первый танец для меня.
У нее засверкали глаза, и она прижалась к нему.
— Ну, конечно. — Потом фыркнула: — Постарайся не оттоптать мне новые бальные туфли.
Сразу после чая Аннабелл принялась помогать Роуз и Оливии уложить прически, затянуть корсеты, а потом облачиться в платья, которые оказались просто роскошными.
У Роуз было платье из белого шелка, расшитое изящными розовыми розетками. Она выглядела такой юной и очаровательной, что одна из тетушек, которой, вероятно, пора было поменять очки, наклонилась и понюхала шелковый цветок у нее на плече. Роскошную гриву ее ярко-рыжих волос Аннабелл не стала прятать под какой-нибудь замысловатой шляпкой. Она просто подхватила волосы лентой и позволила каскаду из локонов свободно спуститься на спину.
На Оливии было платье из голубого шелка, отделанное кружевами и расшитое кристаллами хрусталя, — сочетание изумительное, как лунный свет, мерцающий на поверхности озера. Аннабелл пошутила на тот счет, что если Оливии дать колчан и лук, она станет вылитой Артемидой. На это Оливия ответила, что если ей дать в руки стрелы, ни одному купидону здесь нечего будет делать. Про себя Аннабелл подумала, что при таком наряде и стрел никаких не потребуется.
