Ширин Мелек - Кёсем-султан. Дорога к власти
Прямо у нее над ухом грохнул выстрел. Тот, что слева, рухнул как подкошенный, однако, кажется, он почти невредим, горячий свинец прошел вплотную к бритому черепу и лишь оглушил: видно, как пуля ударяет в мачту, отколов длинную щепу. Бросив пистолет себе под ноги, Марты рванула из-за кушака второй.
За это время сталь уже несколько раз успела прозвенеть, но все оставались на ногах. Страшный и огромный наседал на Картала, а тот, как видно, не мог воспользоваться преимуществом своего оружия: второй противник, что справа, все норовил зайти сбоку. У него это пока не получалось, однако Карталу приходилось рассредоточивать внимание на двоих. Оба они были умелыми бойцами, и по крайней мере огромный точно намеревался не обороняться, но убивать.
Он на одной линии с Карталом, поэтому стрелять в него нельзя. Марты навела пистолет на второго.
Тяжело рявкнули пушки галеры. Вражеский шаик находился между ней и «Джеридом», так что, хотя артиллеристы били, кажется, по ним обоим, их снаряды нашли лишь ближнюю цель.
Одно из ядер угодило в мачту шаика. Завихрился клочьями разорванный парус, лопнула рея, осколки ее взмыли в воздух, и один из них швырнуло к «Джериду», точно камень, вылетевший из пращи. Кёсем увидела, как метнулись в его сторону зрачки Марты и как вернулись они к линии прицела.
Выстрел – и затылок того, что справа, разлетается кровавыми брызгами. Одновременно обломок реи, кувыркнувшись в воздухе, перелетает через борт «Джерида» и исчезает… перед этим задев Марты по голове. Слабо взмахнув руками, та падает.
Падает в море.
Ни мгновения не раздумывая, Кёсем прыгает за ней.
Большая волна швыряет Марты прямо в объятия Кёсем, а потом поднимает их обеих высоко, почти на уровень палубы «Джерида». Удерживая лицо Марты над водой, Кёсем видит, как Картал делает длинный выпад – и между обнаженных лопаток его чубатого противника выскакивает дымящееся кровью острие эспады. Видит она, как самый первый противник, контуженный выстрелом еще в начале схватки, отползает за мачту и вдруг начинает срывать с себя одежду: вышитый золотом кафтан, рубаху… Видит, что «Джерид» уже почти очищен от неприятелей…
А еще она видит, как к нему устремляются сразу два вражеских шаика. И понимает, что закладывать разворот, чтобы подобрать из воды упавших за борт, фелука сейчас не сможет.
Единственное, что можно сделать для тех, кто за бортом, – это устремиться вперед, прочь отсюда, уводя за собой врагов.
Тогда, может быть, потом удастся вернуться.
Может быть. Потом.
* * *Волна по-настоящему сильна лишь вблизи берега, там, где она может дотянуться до дна задними лапами и вздыбиться, как норовистый конь. Тогда она бьет пловца с размаху, словно стаптывая копытами, теснит крутым склоном плеча, подминает всей тушей. Хлещет пенистым гребнем, как гривой. Кроме того, близкий берег – он как загон, в котором ты рядом с такой вот рассвирепевшей лошадью: никуда не деться, прижмет она тебя к ограде или швырнет на нее, размажет кровавой слизью о прибрежные утесы, да и на мягчайший песок так может бросить, что трижды костей не соберешь.
А вот далеко в море волны уже не те. Теряют они и ярость, и силу. То есть бороться с такой по-прежнему нельзя, но ее можно оседлать, заскользнув ей на хребет, и можно под нее нырнуть, пропустить над собой, увернувшись от удара. Это все на самом-то деле просто.
Впрочем, если ты, пускай вдали от берега, плывешь рядом с каким-нибудь бревном, то волна может приложить тебя о него, как о прибрежную скалу…
Ничего такого о волнах Кёсем не знала. То есть вообще ничего не знала: детская память была о реке и деревенском пруде, а дворцовая память – о бассейнах, выложенных изразцовыми плитами.
Зато Марты знала о волнах все. И это знание вернулось к ней одновременно с сознанием, даже чуть раньше. Глаза ее все еще были полузакрыты, и если она что-то видела, то наверняка иное, чем взаправдашнее небо над головой, море вокруг и Кёсем рядом с собой, но в какой-то миг протянула правую руку, положила ладонь Кёсем на макушку и плавным, не враждебным движением «притопила» ее. Кёсем от неожиданности даже сопротивления оказать не успела: невольно разжала пальцы, выпустив обломок мачты, за который они цеплялись перед этим…
А в следующий миг над их головами с тяжелым рокотом прокатилась волна, много бо́льшая, чем обычно.
Как стыдно. Кёсем к ней лицом была, Марты как раз затылком, да еще и полуоглушенная. А вот ведь почувствовала как-то. Возможно, спасла их обеих: себя, слабую, не окончательно вынырнувшую из беспамятства, и Кёсем, державшуюся на воде куда хуже, чем была уверена доселе.
– Дев далга, волна-убийца, – как ни в чем не бывало пояснила Марты, когда они вновь появились на поверхности, довольно далеко от обломка мачты. – Десятый вал.
Кёсем молчала, отфыркиваясь. Марты, кажется, разом и полностью пришедшая в себя, поплыла к мачте, на полпути удивленно оглянулась: что, тебе помощь нужна? Кёсем, на остатках самолюбия, мотнула головой.
(Тут же вновь подумала: «Ох, до чего стыдно…» О каких мелочах они обе сейчас думают, словно… словно девчонки, юные гедиклис, похваляющиеся друг перед другом! А ведь у обеих их мужчины, их сыновья, может быть, в эту самую минуту…
Она погрузила эту мысль в воду и держала там, покуда та не перестала дергаться.
И вправду, ничего им с Марты не остается, как держаться, словно двум подружкам. Юным, легкомысленным, беззаветно верящим в собственное бессмертие, не отягощенным какой-либо родней и, главное, боязнью за нее. А то эта боязнь сейчас повиснет на шее свинцовым грузом – и останется только кануть на дно вместе с ней.
Вот уж точно плохая это будет услуга их мужчинам и мальчикам…)
– А почему десятый вал? – спросила Кёсем, уже вновь ухватившись за обломок мачты.
– Считается так. С ромейских времен. – Марты ощупала повязку. – Но это неправда.
Она наконец обратила внимание на то, что правая рука, которой ощупывала перевязанную голову, голая до плеча. Перевела взгляд на Кёсем, заметила ее обнаженную руку – левую.
– Чего это ты…
– Сама подумай. Когда спрыгнула за тобой, у меня не было лекарской сумки с корпией и перевязочными тряпицами.
– Когда спрыгнула за мной… – медленно произнесла Марты. Снова полузакрыла глаза, но Кёсем успела увидеть, как перед этим мгновенно расширились ее зрачки, словно при взгляде в бездонную тьму.
«Она же ничего не знает, – вдруг с испугом поняла Кёсем. – Последнее, что помнит, это палубу «Джерида». Наверно, даже удар не запомнила. И вдруг приходит в себя… здесь. Ничего не зная о том, что случилось с кораблем, жив ли ее сын и ее… ее муж (даже мысленно Кёсем с трудом заставила себя произнести это слово, но все же заставила), да и вся остальная ее семья…»
