Виктория Холт - Пленница

— Крэнни, я не ребёнок. Я не играю в игрушки. Он хочет, чтобы вы вернулись, да?

— Кто?

— Этот старый Карлтон.

— У вас довольно ограниченный запас слов. Вы пользуетесь одним и тем же прилагательным при описании почти каждого человека.

— Каким прилагательным?

— «Старый».

— А что, он же и есть старый. Так он хочет, чтобы вы вернулись и учили этим глупых близнецов, да?

— По крайней мере, хоть они-то не старые. А с чего вы так решили?

— Потому что няня Крокет хочет, чтобы вы вернулись.

— Почему не старая няня Крокет?

— Ну, она такая старая, что этого не нужно и говорить. Она сказала, что будет поддерживать с вами связь, и Карлтон тоже.

— Они имели в виду, что дадут мне знать, как прошла операция Лукаса.

— Возможно, ему отрежут ногу.

— Конечно нет, и можешь даже в этом не сомневаться. Просто доктора сделают так, что он будет чувствовать себя лучше. Лукас мой хороший друг, и, естественно, я хочу знать, как у него дела. Поэтому его брат и няня Крокет сообщат мне, когда будут какие-то известия.

— О! — вздохнула она и рассмеялась.

Неожиданно Кейт запела:

Пятнадцать человек на сундук мертвецаЙо-хо-хо, и бутылка рома,Пей, и дьявол доведёт до конца…

Я подумала: «А я действительно ей не безразлична».

В течение последующих дней я чувствовала себя очень подавленной. Для меня всегда важно было знать, что Лукас рядом. С каждым днём я всё больше беспокоилась о результатах операции. Карлтон знал об этом не больше моего. Как характерно для Лукаса скрытничать в таких вещах.

Теперь я как никогда ясно понимала, насколько ничтожны мои попытки вести расследование. Лукас считал эту идею абсурдной, и он был прав.

Если бы только он сейчас был рядом. Я могла бы написать ему в Тренкорн и назначить встречу.

Кейт чувствовала мою меланхоличность и старалась развеселить меня. Иногда за чтением я вдруг задумывалась, и это озадачивало её. Именно тогда я убедилась, что она по-настоящему привязалась ко мне. В любое другое время это послужило бы для меня большим утешением, но сейчас я могла думать только о Лукасе.

Она всячески старалась втянуть меня в разговор, и однажды я обнаружила, что рассказываю ей о своём прошлом. О нашем доме в Блумзбери, о родителях, о том, что всё время они отдавали работе в Британском музее. Кейт была очень удивлена, что меня назвали в честь камня Розетты.

Она сказала:

— Это как со мной. У меня нет отца… а моя мама всегда занята другими вещами… не Британским музеем, конечно. Но другими…

Если бы наш разговор состоялся в другое время, я обязательно расспросила бы Кейт о её чувствах, но меня одолевали мысли о Лукасе, и я упустила такую возможность.

Ей очень хотелось услышать побольше о мистере Долланде. Я рассказала Кейт о его «сценках». Особенно её заинтересовали «Колокола».

— Хорошо бы все ваши друзья были здесь, — сказала она. — Вот было бы весело.

Я с ней согласилась, что у нас в доме мы действительно жили весело.

Она взяла меня под руку и прижалась ко мне. Это было редким проявлением чувств с её стороны.

— Не важно, что ваших родителей интересовал только Британский музей, правда? Не важно… если у вас есть другие люди…

Я была тронута. Она давала мне понять, что моё присутствие восполняет для неё отсутствие внимания со стороны матери.

Когда я рассказала ей о том, как у нас появилась Фелисити, она завизжала от восторга. Я понимала, почему. Примерно также появилась в Пэрривале я.

— Вы подумали, что приедет какая-нибудь ужасная гувернантка, — сказала она.

— И, конечно, старая, — добавила я, и Кейт засмеялась.

— Да, они все старые. А вы не думали о том, как заставить её уйти?

— Нет, не думала. Я не была таким чудовищем, как вы.

Она с явным удовольствием раскачивалась взад-вперёд.

— Вы ведь не уйдёте от меня сейчас, Крэнни? — спросила она.

— Если почувствую, что вы хотите, чтобы я осталась…

— Хочу.

— Я думала, вы ненавидите всех гувернанток.

— Всех, кроме вас.

— Я польщена. Для меня это большая честь.

Она посмотрела на меня и застенчиво улыбнулась.

— Я больше не буду называть вас Крэнни. Вы будете Розеттой. Мне кажется, это очень забавно, получить имя в честь камня.

— Да, это был довольно необычный камень.

— Странный камень!

— На этот раз прилагательное применено абсолютно верно.

— Всякие там загогулины… как червяки.

— Иероглифы — это вовсе не червяки.

— Ну, ладно. Вы теперь Розетта.

Наверное оттого, что я рассказала о своём детстве, ей захотелось рассказать мне о своём. Именно это мне и было нужно.

— Мы живём очень далеко от Британского музея, — сказала она. — Я никогда о нём раньше не слышала. Мы всегда ждали, когда он вернется домой.

— Ваш… папа?

Она кивнула.

— Это было ужасно. Моя мама его боялась… не так сильно, как я в то время, когда мы жили там… одни. Было так темно.

— Это было ночью.

Она выглядела озадаченной.

— Не помню. Это была отвратительная комната. Моя кровать стояла в углу, а мамина была в другом углу. Я любила смотреть по утрам на её волосы. Они были похожи на красное золото, разложенное на подушке. Я обычно просыпалась рано. Я не знала, что делать. Мама была со мной, потом уходила. Помню какую-то женщину, которая жила внизу. Она обычно приходила проверить, всё ли у меня в порядке.

— И вы подолгу находились совсем одни?

— Наверное.

— А чем занималась ваша мама?

— Не знаю.

Я подумала: девушка из хора… Том Перри женился на девушке из хора.

— У вас были мистер Долланд и миссис Харлоу…

— Расскажите мне, Кейт… расскажите всё, что помните.

— Нет-нет! — закричала она. — Я не хочу. Не хочу вспоминать. Я не хочу помнить. — Она резко развернулась и прижалась ко мне.

Гладя её по волосам, я сказала:

— Хорошо. Давайте забудем. Теперь всё позади. Теперь у вас есть я. Вместе мы придумаем себе развлечения. Будем кататься верхом, читать, разговаривать.

Я так много узнала, но не о том, ради чего попала сюда, а о Кейт. Она была одиноким ребёнком, изголодавшимся по любви и вниманию. Именно этим объясняется её плохое поведение, поскольку для неё это был единственный способ привлечь внимание. Я разозлилась на Мирабель, которая не смогла дать своему ребёнку любви, в которой он нуждался. Возможно, тогда ей приходилось работать, но не сейчас.

Кейт неожиданно высвободилась из моих объятий, словно устыдившись своих эмоций.

— Когда приехал дедушка, всё стало хорошо.