Бертрис Смолл - Обрести любимого
Он услышал это и жестоко улыбнулся, наслаждаясь своим триумфом.
Борте Хатун увидела это удовольствие в глазах старшего сына и заставила себя забыть о жалости. Как мог этот человек так ненавидеть ее?
— Отпусти женщину. Мы отведем ее в мою юрту, где ты сможешь сам осмотреть ее, — уговаривала она.
— Нет, — многозначительно отказался он. — Но, возможно, я верну ее тебе, после того как отвезу в свой лагерь, поищу родимое пятно, о котором ты говоришь, и увижу, что его действительно нет. Передай Давлету, чтобы он не приближался к моему лагерю, прежде чем не пошлет гонца и не получит мое разрешение. Иначе я убью эту женщину, не задумываясь, даже если она и не дочь Явида. Ты поняла меня, мать?
Борте Хатун кивнула. Повернувшись, она прошла, расправив плечи, через окружавших ее всадников и, ни разу не обернувшись, вернулась в свое жилище.
Валентина лежала оглушенная и перепуганная поперек седла Тимур-хана, кровь стучала в ее голове, она начинала терять сознание. Она попыталась подняться, но безжалостная рука толкнула ее обратно.
— Лежи спокойно, сука. Побереги силы! Я хочу, чтобы ты была безудержной и непокорной позже, когда будешь развлекать меня. Я не люблю женщин, которые лежат просто как покорные животные, но ты ведь не такая, правда? — Он хихикнул. — Мы с тобой поборемся до самого конца, я позабочусь об этом! — Он пустил лошадь в галоп, и Валентина перестала сопротивляться, ее тело обмякло, потому что она потеряла сознание.
Тимур-хан рассмеялся.
— Племянница ты или нет, я намерен поиметь тебя, сука, — прорычал он. — Каких сыновей я мог бы иметь от такой сильной женщины, как ты! Без сыновей моя жизнь будет такой же бессмысленной, какой была жизнь моего брата. После меня не останется никого, у меня нет сыновей, которые могли бы продлить мою жизнь.
Лагерь Тимур-хана, состоящий из десяти юрт, находился всего в пяти милях от лагеря Великого хана. Тимур-хан круглый год жил в степи, презирая цивилизованную городскую жизнь, которой остальные гирейские татары наслаждались в течение полугода.
Он бросал вызов своей ближайшей семье и своему клану, намеренно располагая лагерь неподалеку от них в летние месяцы. Великий хан по совету своей матери не замечал его. Отверженного хана это раздражало гораздо больше, чем военные действия против него.
В редких случаях Тимур-хан нападал на удаленные стоянки своего клана, но быстрое возмездие Давлет-хана заставляло его держаться подальше от стоянок своих родственников. Он обычно выбирал жертвы, доставлявшие ему меньше хлопот, тех, кто не был способен на отмщение.
Сегодня в лагерь Великого хана его привела только глубокая и непримиримая ненависть к Явид-хану, своему брату-близнецу. Явид, давно умерший и возродившийся в своей дочери! Шпионом Тимур-хана в лагере Великого хана. была несчастная, безобразная девушка, косая на левый глаз, что обычно считалось дурным знаком. Поэтому никто не хотел связываться с ней, и она оставалась в юрте отца, будучи несколько больше, чем просто слугой у своих дряхлых и брюзгливых бабки и деда, которые приходились родственниками отцу Тимур-хана. Тимур-хан изловил ее как-то в степи года за два до этих событий и, забавляясь, с особенной жестокостью изнасиловал ее. Лишив ее девственности, он принудил ее встать на четвереньки и садистски совершил над ней содомистский акт, но, к своему удивлению, услышал при этом от нее крики радости вместо боли, которую хотел ей причинить. Потом она, цепляясь за его ноги, умоляла разрешить ей стать его рабыней. Ее звали Илан.
Тимур-хан никогда не встречал женщину, подобную Илан.
Сначала она удивила его, потому что была так же порочна, как и он. Потом он понял, что только одиночество заставляло ее радоваться боли, которую он доставлял ей. На самом деле, Илан больше всего хотелось удовлетворять его, чтобы он снова делал с ней то же самое. Он понял, каким сокровищем она является для него: она должна стать его глазами и ушами в лагере Великого хана.
Он дал Илан двух голубей, которые, когда она выпускала их, возвращались к нему с запиской, нацарапанной ее неразборчивым почерком и вложенной в мешочек, привязанный к лапке птицы. Он был удивлен тем, что эта несчастная умела писать. Оказалось, что она научилась писать зимой в Каффе просто от нечего делать. В награду за ее вынюхивание он время от времени встречался с ней и утолял ее похоть, удовлетворяя и себя. Иногда он забавлялся, отдавая Илан другим мужчинам и наблюдая за происходящим. Она подчинялась, потому что любила его и хотела одного: чтобы он был доволен. Он подозревал, что Илан втайне надеялась, что однажды он сделает ее своей женой, и не отнимал у нее эту мечту, потому что это делало ее старательной и покорной. Когда-нибудь ему, конечно, придется убить ее.
Добравшись до лагеря, он спешился и стащил свою пленницу с лошади. Внеся ее в свою юрту, приказал он находящейся там женщине:
— Принеси воды, Есуген! Я хочу, чтобы эта сука очнулась!
Женщина с гладкими волосами и лицом, изнуренным годами тяжкого труда, бросила на него тусклый взгляд, но торопливо подчинилась.
Первое, что почувствовала Валентина, придя в себя, было ощущение, что голова больше не кружится. Тем не менее глаз она не открывала. Она пыталась вспомнить, что произошло, а вспомнив, застонала. Она открыла глаза и увидела прямо над собой лицо Тимур-хана. Она содрогнулась. Никогда не видела она человека более устрашающей внешности. С его выбритой головы свешивалась коса, а его длинный французский нос казался странным в сочетании с желтой кожей, высокими скулами и непроницаемыми раскосыми черными глазами.
Узкий рот сложился в косую ухмылку, которая обнажила острые, цвета слоновой кости зубы.
— Ты очень красива, — сказал он. — Жаль, что ты не девственница, но я все равно порадуюсь, когда ты будешь делать то, что мне хочется. К ночи я выдою тебя, как умелую шлюху, а к завтрашнему утру ты будешь умолять меня, чтобы я дал тебе мой член! — Он грубо прижался губами к ее рту.
Она оказалась не такой уж беспомощной, как он думал. Валентина попыталась отвернуться и изо всех сил укусила его за нижнюю губу, почувствовав вкус его крови и услышав, как он взвыл от боли.
— Никогда! — сказала она с яростью, хотя голос ее был не громче шепота.
Глаза Тимур-хана бешено сверкнули. Навалившись на Валентину своим сильным телом, он злобно ударил ее несколько раз по лицу, с каждым ударом ее голова моталась из стороны в сторону.
Однако Валентина не сдавалась и выплюнула ему в лицо смесь своей слюны и его крови.
— Никогда! — повторила она хрипло.
Женщина подбежала вытереть лицо Тимур-хана, и Валентина заметила в ее глазах восхищение и жалость. Это выражение быстро исчезло, пока она бормотала какие-то слова сочувствия своему господину, аккуратно вытирая его лицо тряпкой.
