Линда Миллер - Женщины Флетчера
– Ты достаточно натворил, Гриффин, – напряженным шепотом произнес он.
– Но...
Рука Филда не шевельнулась, но ее давление усилилось.
– Нет, Грифф. С ней Фон – оставь ее в покое. Гриффин опустил голову. Из горла у него рвались сдавленные рыдания, но была ли их причиной Рэйчел или же ощущение полного изнеможения, он не знал.
Филд и Джоанна с двух сторон схватили его за руки и, будто по молчаливому соглашению, повели в глубь дома. На полу в гостиной и в столовой лежали рядами спящие люди, закутанные в одеяла.
К тому времени, когда они добрались до кухни, Гриффин пришел в себя. Он выпил горячего кофе, который в полном молчании подала Джоанна, потом съел два огромных сэндвича с ветчиной.
Наконец он вновь заговорил по-прежнему хриплым голосом:
– Скажи мне, Филд. Скажи, почему ты не хочешь, чтобы я увиделся с Рэйчел.
Джоанна и Филд обменялись взглядами, и Джоанна молча вышла их кухни.
Почти целую минуту в кухне слышно было только равномерное тиканье старинных часов на каминной полке.
– Ну? – прохрипел, прерывая молчание Гриффин; он налил себе еще одну чашку кофе у плиты и снова сел за стол.
Филд скрестил руки на груди. Его рубашка была изорвана и покрыта пятнами копоти, но лицо и руки были отмыты до обычной сияющей чистоты.
– Помнишь, ты сказал Джонасу, что спал с Рэйчел? Ну так вот, похоже, Джонас рассказал Афине, которая, естественно, не могла удержаться от того, чтобы не сообщить об этом Рэйчел. Сказать, что Рэйчел приняла эту информацию без восторга – значило бы преуменьшить ее реакцию раз в сто.
Гриффин застонал:
– Боже мой, она же не думает...
– А что, по-твоему, она должна думать? – перебил его Филд, и шепот его прокатился по просторной комнате, будто пистолетный выстрел.
Гриффин поднялся на ноги, слегка пошатнулся и ухватился за спинку стула.
– Я расскажу ей... я объясню...
Филд не двинулся с места, но его голубые глаза предостерегающе сверкнули.
– Ты оставишь ее в покое, Гриффин. У нее шок.
– Нет.
– Да, – возразил Филд. – Сядь, пока не упал и не разбил свою глупую физиономию.
Гриффин опустился обратно на стул.
– Если ты хочешь подраться, Филд, это можно устроить.
– В данный момент ты не справишься и с немощной старухой. Пей свой кофе, и мы подыщем место, где ты сможешь поспать.
Боль, усталость – все с новой силой обрушилось на Гриффина, вызвав состояние, чрезвычайно напоминающее опьянение.
– Помнишь, когда мы в последний раз дрались, Филд? Мы были мальчишками и катались в большой грязной луже перед церковью твоего отца. Оба наших родителя просто стояли рядом, ожидая, пока это кончится. Потом они оттащили нас в лес и там выпороли.
Филд закатил глаза, но уголок его губ дрогнул в усмешке.
– Я бы побил тебя, если бы ты не плеснул мне в лицо грязной водой.
– Ерунда! – парировал Гриффин. – Я с самого начала взял верх.
– Кстати, а из-за чего мы дрались? Гриффин пожал плечами:
– Кто знает?
Филд не смог удержаться от смеха.
– Пей кофе,– велел он. Гриффин молча подчинился.
Следующим утром он проснулся поздно; солнце светило прямо в лицо, и это заставило Гриффина открыть глаза. В первый момент он растерялся, но, взглянув на свою разорванную, почерневшую от дыма одежду, вспомнил все – пожар, словесную пикировку с Филдом, Рэйчел.
Он сел на кушетке Джона и заслонил рукой глаза от яркого света и мучительной обыденности самой обстановки кабинета. Голова у него болела, в горле саднило, волнами накатывала тошнота.
Словно по какому-то дьявольскому волшебству, перед ним появилась Афина, свежая и оживленная в пестром льняном платье.
– Доброе утро, Гриффин, – пропела она. Гриффин вскочил на ноги.
– Иди к черту,– рявкнул он, и его едва не вывернуло наизнанку.
Афина явно не намеревалась куда-либо идти.
– Рэйчел уже лучше,– сообщила она.– Она разговаривает с этой особой, с Фон, и все помнит. Абсолютно все. Догадайся, кого она хочет видеть, Гриффин?
Гриффин ничего не ответил, и Афина продолжала, наслаждаясь своим торжеством:
– Джонаса. Единственный человек, которого она хочет видеть, помимо этой индианки и моей мамы, – это Джонас. Она определенно не хочет видеть тебя, Гриффин Флетчер.
Гриффин побрел, пошатываясь, к ночному столику, где какая-то заботливая душа оставила полотенце и таз с теплой водой. Он умылся, вытер лицо и руки и только после этого ответил:
– Я полагаю, мне следует за это благодарить тебя? Афина улыбнулась, как шаловливый ребенок:
– Да, точно.
Гриффин повесил на шею грязное полотенце.
– Почему?
Она подняла голову, и ее синие глаза сверкнули.
– Потому что я люблю тебя.
Ирония этой ситуации вызвала у Гриффина еще большую тошноту.
– Потому что ты любишь меня,– повторил он хриплым, бешеным шепотом. – Ты больна, Афина. А что касается твоей любви, так это честь, без которой я вполне могу обойтись.
– Я имею право бороться за то, чего – или кого – я хочу!
Гриффин медленно, отрицательно покачал головой:
– Я бы не пожелал твоей любви даже Джонасу, Афина. Твоя так называемая любовь способна только убивать и разрушать.
Афина вздрогнула:
– О, Гриффин, не говори так...
– Я еще не закончил,– прорычал он, между тем, как в комнату вошел Джон О'Рили.– Если ты настроила Рэйчел против меня, Афина, я убью тебя собственными руками!
– Господи Боже! – воскликнул старик, когда его дочь круто повернулась и, почти в истерике, бросилась прочь из комнаты.– Гриффин, ты что, с ума сошел?
В безумной ярости Гриффин промчался мимо Джона:
– Я сделаю то, что сказал!
– Гриффин! – прогремел Джон с порога кабинета.
Но Гриффин не остановился, не оглянулся. На середине лестницы перед ним возник непроницаемый Филд Холлистер:
– Ты не должен туда ходить, Гриффин.
– Проклятье, Филд... Филд скрестил руки на груди:
– Я не шучу, Грифф. Рэйчел не желает видеть тебя.
– Но ей придется! – заорал Гриффин, охваченный паникой и возмущением.– Прочь с моей дороги!
– Нет, Гриффин. – Филд перевел взгляд горящих решимостью глаз на что-то или кого-то за спиной друга.– Мне очень жаль.
С воплем, будто бешеный бык, Гриффин рванулся и нанес Филду удар в солнечное сплетение – и в то же мгновенье был остановлен множеством рук, обхвативших его сзади.
– Осторожнее с его ногами,– спокойно предупредил Филд.
Гриффин боролся, но, хотя бешенство и ярость затуманили его разум, не захотел, не стал пускать в ход ноги. Не против Филда.
– Будь ты проклят! – рявкнул он. Невидимые люди схватили его и потащили вниз по лестнице. Прежде чем он успел разглядеть их, кто-то прижал к его лицу кусок ткани. Гриффин безошибочно узнал запах – хлороформ. Он стал яростно отбиваться, но было поздно. На лице склонившегося над ним Филда блеснули слезы – Гриффин мог бы в этом поклясться.