Жанэт Квин-Харкин - Пленённая мечтой
Наконец, впереди показалась миссия. Ворота на поле для регби устояли. Это уже вселяло определенную надежду. Само поле было покрыто огромными лужами вперемешку с грязью и побитой растительностью. Но оно было относительно сухим, потому что находилось на возвышении и вода с него стекала. Она стала изучать Кампаунд. Некоторые пальмы были повалены, но постройки стояли и, казалось, не имели серьезных повреждений, если не считать изрядно попорченных крыш. К крыльцу дома была привязана лошадь Гордона. Настроение у нее резко поднялось, но она сразу же улетела оттуда, пока ее кто-нибудь не заметил.
Пролетая над хозяйствами, которых постигло бедствие, она видела людей, отчаянно махавших ей руками. В большинстве случаев ей становилось ясно, что совершить посадку она не может. Настойчиво размышляя над необходимостью скорейшего приобретения гидроплана, она все же забрала одну молодую пару с ребенком и доставила бедняг в аэропорт Нормантауна. Пока она летела оттуда домой, видела предназначенные для нее послания потерпевших. Люди писали огромными буквами на крышах своих домов и белых простынях. «НУЖНА ПИТЬЕВАЯ ВОДА»… «ПРИШЛИТЕ ОДЕЯЛА»… «НУЖНЫ ДЕТСКИЕ ЛЕКАРСТВА И ПИТАНИЕ»… Она вернулась в Клонкарри и сообщила обо всем увиденном. Рассказала о тех хозяйствах, которые были полностью затоплены и которые отделались сравнительно легко. Все население города прониклось искренней заботой и сочувствием по отношению к своим соседям к северу. Грейс стали приносить еду, лекарства, одеяла и дезинфицирующие средства. Сразу же обнаружились добровольные помощники, которые паковали все в непромокаемые мешки. Весь день ей пришлось летать, нагрузившись до последней возможности. Нобби сидел рядом с ней и сбрасывал в нужный момент мешок, когда она снижалась над очередным хозяйством.
— Хорошо еще, что никто из них не запросил яиц, миссис, — кричал возбужденно он, видя, как мешки с всплеском плюхаются в воду и как к ним бегут по воде счастливые детишки.
Грейс не могла понять, каким образом так быстро распространяется о ней молва среди хозяйств, отрезанных не только от большого мира, но и друг от друга. Но в каждый полет она замечала все больше и больше просьб. Они возвращались с Нобби на аэродром, загружались и вылетали снова. Отдохнуть смогли только, как на землю опустились сумерки. На следующее утро вылеты возобновились. Просьб было по-прежнему много, но были послания и другого рода, например: «СКАЖИТЕ ДЖИМУ, ЧТО С НАМИ ВСЕ В ПОРЯДКЕ» или просто «СПАСИБО».
Спасательные вылеты продолжались всю неделю, а когда уровень воды спал, Грейс получила возможность совершить посадки на некоторых участках и вывезти из зоны бедствия продрогших и оголодавших фермеров. Возвращаясь из последнего вылета в конце недели, не чувствуя от усталости своего тела, Грейс сама попала в неприятную ситуацию. Неожиданно налетел шквал. Она попыталась выровнять машину, но ветер вышиб из ее рук штурвал. Самолет потерял управление, дико завилял в воздухе. Правое шасси ударилось о скальный выступ и сломалось, самолет резко накренился, и правое крыло погрузилось в мягкую, размокшую от дождей землю. «Изумительная Грейс» подскочила вверх, несколько раз перевернулась в воздухе и на земле и под конец рухнула носом вниз. Сила удара была такова, что летчик вылетел из открытой кабины и упал в грязь неподалеку от изуродованной машины.
40
Яркая полоска на стене больно ударила Грейс в глаза, и она вынуждена была их снова закрыть. В сознании был сплошной хаос, и она никак не могла определить, где находится. Да и вообще она едва ли могла о чем-либо думать — было больно. Больничная палата. Но это не «Святая Катерина» — там палаты холодные, мрачные и стерильные, а эта комната окутывала ее теплом. Она вспомнила другую больницу. Яркая, такая же, как и эта, палата, где ее задержали на ночь, хотя она уверяла, что чувствует себя неплохо. Нормантаун. Ага, понятно… Теперь она вспомнила. Она обгорела на солнце, произошла частичная дегидрация организма, и врачи задержали ее здесь на обследование. Что ж, она скажет им, что обследование неоправданно затянулось. Она хотела поскорее отправиться домой. Она попыталась сесть на кровать, но чья-то крепкая рука ухватила ее за плечо и уложила назад.
— Не шевелись, милая. Лежи неподвижно, а я принесу тебе попить. Хороший, прохладный напиток. Тебе понравится. Главное, не шевелись.
Грейс не стала открывать глаза, а только согласно кивнула. Она облизала языком губы и поняла, что они все потрескавшиеся и очень сухие. Правильно, дегидрация. Слишком много было солнца. Перегрелась. Глупо было сидеть под открытым солнцем на самолете. Надо было сломать его и соорудить из обломков фюзеляжа шалаш.
Хотя, постой! Самолет и так развалился. Он все кувыркался на земле и с каждым переворотом от него отлетали все новые части…
Фрагменты воспоминаний роились близко друг от друга, сходясь парами, тройками и вновь разлетаясь. Как будто она играла в составную картинку-загадку. Авиакатастрофа. Самолет упал и развалился на куски… Но это был самолет Брюса. «Нет, это не обо мне, — подумала она. — Просто я проигрываю в голове гибель Брюса»…
Она снова открыла глаза. Солнце теперь стояло ниже, и полоска света на стене стала красно-золотой. Остальная часть комнаты была погружена в сумерки. Недалеко от кровати, в темноте, кто-то сидел… Какой-то мужчина с прямыми волосами…
— Брюс? — прошептала она.
Силуэт не ответил. Она повернулась на кровати, чтобы лучше видеть.
— Брюс? — позвала она опять.
На этот раз фигура зашевелилась и стала приближаться к ней.
— Это Гордон, Грейс, — сказал он. — Неужели ты меня не помнишь? — Гордон… — Она попыталась сфокусировать взгляд на лице мужчины. Красивое лицо с красивыми голубыми глазами. Еще несколько частей картинки-загадки встали на свои места. Она вспомнила его объятия.
— Значит, они выпустили тебя раньше, — пробормотала она.
— Что ты хочешь сказать, любимая? — Он опустился на корточки рядом с ее кроватью, чтобы его лицо было вровень с ее лицом.
— Они решили положить нас на обследование из-за того, что мы много дней пробыли на палящем солнце. Но с нами все оказалось в порядке, да? Вот только губы у меня потрескались…
— Грейс, любимая, ты не в Нормантаунской больнице, — сказал Гордон. — Это было в другой раз.
— В другой раз?
— Да. У тебя сильное сотрясение мозга, поэтому ты ничего не помнишь. Твой самолет разбился.
— Значит, это была я? — Она в изумлении раскрыла глаза и встретилась с чистыми голубыми глазами Гордона, которые с заботой смотрели на нее. — А мне казалось, что я сплю и мне снится гибель Брюса. Где же я?
