Жюльетта Бенцони - Ожерелье Монтессумы
— Ладно. В наше агентство обратился барон Вальдхаус из Вены. Я должен был следить за присутствующим здесь князем Морозини, которого он подозревал в связи со своей женой, баронессой Агатой, урожденной Тиммерманс.
— Снова эта история! — запротестовал Альдо. — Я полагал, что она похоронена после несостоявшейся смехотворной дуэли…
— Господин барон считает, что это не так. Напротив, он как никогда ранее убежден в том, что его одурачили, и что в этом деле замешана его теща, госпожа Тиммерманс. Поэтому мне были даны инструкции всюду следовать за князем Морозини и не терять его из вида. Что я и сделал!
— Но это же безумие! — в бешенстве воскликнул Альдо. — А если бы я вернулся в Венецию, то вы неделями, месяцами и даже годами следили бы за моим домом и моей семьей?
— Следить я должен только за вами, но столько времени, сколько потребуется.
— Не удобнее ли было установить наблюдение за баронессой Агатой?
— Вы меня удивляете! За ней тоже следят! Так как она потребовала развода, барон намерен собрать максимум доказательств, чтобы получить преимущество над женой и, в конце концов, не допустить этого процесса, мысль о котором для него слишком мучительна.
— Сумасшедший дом!
— Нам это совершенно не интересно, — отрезал блондин, который начал проявлять признаки нетерпения. — Увы, Алкид Трюшон из агентства «Слышащий глаз», но вам придется расстаться с объектом вашей слежки без особых надежд снова его увидеть. Уведите Трюшона, — приказал он своим людям, притащившим детектива в зал.
— И куда его?
— Поместите к остальным! Им мы займемся позже.
— К остальным? Кто эти остальные? — спросил Альдо, думая о юном Фожье-Лассане.
— Это вас не касается! Все, уберите его! Нас ждут более важные дела, чем эти глупости…
Но ему пришлось подождать. Уверенный в своей правоте, Алкид Трюшон, чья совесть была абсолютно чиста, оказал достойное сопротивление. Чтобы его «укротить», потребовались усилия нескольких мужчин. Наконец бандитам удалось его уволочь, но он так. вопил, что пришлось заткнуть ему рот кляпом. Пока крики Трюшона не смолкли, лицо главаря сохраняло страдальческое выражение.
— Не выношу крика, — признался он, когда вопли детектива, наконец, затихли. — А теперь к делу! Ожерелье у вас?
— А где Жиль Вобрен?
— Его здесь нет!
— Где же он?
— Я вам скажу позже!
— Для чего тогда было назначать эту встречу на другом конце Франции, хотя прежде мы договаривались встретиться в Париже?
— Мы ни о чем не договаривались…
— Мы заключили сделку: я приношу изумруды, в обмен получаю Вобрена. Камни у меня! Верните Вобрена!
— Это невозможно! Он не выдержал заточения и…
— Интересно, есть ли такой человек, который выжил бы, находясь в ящике в подвале собственного дома?
Главарь вытаращил глаза.
— Вы знали об этом?
— Я сам нашел его.
— Вы все знали и все-таки принесли ожерелье? Или это всего лишь блеф?
— Я не в первый раз имею дело с людьми без чести и совести…
— Значит, вы меня обманули, изумрудов у вас нет, и вы надеялись устроить мне ловушку…
— Снимите с меня наручники, и вы все увидите сами!
Повинуясь повелительному жесту главаря, один из его приспешников освободил руки Альдо от стальных браслетов. Морозини достал из внутреннего потайного кармана на «молнии», пришитого к подкладке его габардиновой куртки, черный кожаный мешочек и вытряхнул из него драгоценные камни на старинную парчовую скатерть круглого столика, расположенного поблизости.
— Вот они!
В зале повисла тишина. Все затаили дыхание. В свете канделябра с десятью свечами, стоявшего неподалеку, изумруды Монтесумы засияли неповторимым зеленым светом. На мгновение и сам главарь словно превратился в статую: он стоял неподвижно, зрачки его темных глаз расширились. Рука, протянувшаяся к камням, заметно дрожала. Но Альдо оказался проворнее. Одним ловким движением он схватил ожерелье и отступил к камину.
— Минутку! До них нельзя дотрагиваться грязными руками! Не забывайте, что это священные камни… Прежде чем мы продолжим разговор, я хочу кое-что узнать, раз Вобрена уже не вернуть…
— Что же?
— Что именно произошло в день свадьбы и чем объясняется странное поведение Вобрена?
Главарь пожал плечами:
— Как только в деле появляются наркотики, все объясняется чрезвычайно просто. Особенно, если речь идет о человеке, преклоняющемся перед своей невестой. Когда мы сели в его машину на улице Пуатье, мы лишь сказали ему, что дон Педро согласился одолжить ожерелье, чтобы помочь будущему мужу своей племянницы. Но за украшением надо было заехать в «Ритц». Разумеется, он опоздает на венчание, но дон Педро всех успокоит и попросит подождать. Как только Вобрен принес ожерелье, он стал нашим пленником.
— Негодяи! А как же лаковая туфля, найденная около Мар-о-Фе?
— Маленький подарок полиции от нас! Мы заставили Вобрена снять обувь, а другую туфлю бросили в кусты на противоположной стороне дороги. Забавно, не так ли?
— Ничуть. И учтите, что в этом деле вы для меня всего лишь посредники.
— Это еще что за бред?
— Я исхожу из того, что услышал из уст подлинного владельца изумрудов дона Педро Ольмедо де Кирога. А так как этот дом принадлежит его тетке донье Луизе де Варгас и Виллаэрмоза, где, как я полагаю, он находится на правах родственника, то попрошу вас привести его сюда. Только ему я готов отдать эти изумруды…
Дьявольская улыбка заиграла на молодом лице, которое в минуты покоя никто не посмел бы назвать уродливым.
— Неужели вы настолько наивны?
— Простите?
— Неужели после нашей встречи в Булонском лесу вы и в самом деле подумали, что работаете на эту мексиканскую семейку?
— Иного я никогда и не предполагал. Если я не мог одобрить методы, коими они пытались вернуть утраченное сокровище, то я их понял, хотя и не принял. И я желал бы, по крайней мере, узнать, где находится женщина, которая до сих пор остается госпожой Вобрен, и ее родственники.
— Ах, какие мы рыцари…
— Не стоит преувеличивать. Просто я хочу знать, как обстоят дела на самом деле.
— Я вас успокою. Этот дом остается собственностью ужасной доньи Луизы и очаровательной доньи Изабеллы. Вы сможете даже поприветствовать их, перед тем как…
— Продолжайте!
— Нет, не стоит. Об этом еще будет время поговорить…
— Но я все равно хочу увидеть дона Педро, — потребовал Морозини, напирая на каждый слог. -Если нет…
— Что тогда? Вы не в том положении, чтобы выдвигать свои условия.
